– С чего вы так решили? – прервал я его. – Ведь следов убийцы нет больше на тропинке.
– Почему я так решил? А вот взгляните-ка сюда! Это те самые следы, которые я так ждал! – воскликнул он, указывая на вполне отчетливые отпечатки элегантных ботинок. Затем Рультабий обратился к Фредерику Ларсану: – Господин Фред, эти «элегантные» следы остались на дороге с тех самых пор, как совершено преступление?
– Да, молодой человек, да, причем их тщательно исследовали, – ответил Фред, не поднимая головы. – Вот видите, тут есть следы, которые ведут сюда, и есть другие, которые идут отсюда…
– Значит, у этого человека был велосипед! – оживился репортер.
Рассмотрев след от велосипеда, который шел рядом с отпечатками элегантных ботинок на пути туда и обратно, я счел возможным вмешаться.
– Велосипед объясняет исчезновение следов, оставленных грубыми башмаками убийцы, – заметил я. – Убийца в грубых башмаках сел на велосипед… Его сообщник, человек в элегантных ботинках, поджидал его на берегу пруда с велосипедом. А нельзя предположить, что убийца действовал, следуя указаниям человека в элегантных ботинках?
– Нет! Нет! – возразил Рультабий со странной улыбкой. – С самого начала я ждал этих следов. И вот они наконец! Это и есть следы убийцы, и я их вам не отдам!
– А как же быть с теми, другими, от грубых башмаков?
– Это тоже следы убийцы.
– Так, значит, их было двое?
– Нет! Был только один человек, и у него не имелось сообщников…
– Молодец! Молодец! – крикнул со своего места Фредерик Ларсан.
– Смотрите сами, – продолжал юный репортер, показывая на землю, истоптанную грубыми каблуками. – Человек сел здесь и снял башмаки, которые надел, чтобы обмануть правосудие, затем, взяв их, конечно, с собой, он встал уже в своих собственных ботинках и преспокойно добрался пешком до большой дороги, ведя за собой велосипед. Он не мог рискнуть прокатиться на нем по такой скверной тропинке. Впрочем, об этом свидетельствует неглубокий и не очень определенный след от велосипеда, оставленный на тропинке. Если бы на этом велосипеде сидел человек, колеса глубоко вошли бы в мягкую землю… Нет-нет, здесь был только один человек: убийца. И он шел пешком!
– Браво! Браво! – снова похвалил великий Фред. И вдруг, неожиданно подойдя к нам, он остановился перед господином Робером Дарзаком и сказал: – Если бы у нас был сейчас велосипед, мы могли бы наглядно доказать справедливость рассуждений этого молодого человека, господин Робер Дарзак… Не скажете ли вы, есть ли в замке велосипед?
– Нет, – ответил Дарзак, – велосипеда нет, свой я отвез в Париж четыре дня назад, когда приезжал в замок в последний раз перед покушением.
– Жаль! – проронил Фред весьма холодным тоном. Затем, повернувшись к Рультабию, произнес: – Если и дальше так будет продолжаться, вы увидите, что мы с вами придем к одному и тому же заключению. Имеется ли у вас соображение относительно того, каким образом убийца вышел из Желтой комнаты?
– Да, – молвил мой друг, – такое соображение есть…
– У меня тоже, – продолжал Фред, – должно быть, точно такое же, как у вас. В этом деле все довольно однозначно. Я жду прибытия моего шефа, чтобы поговорить со следователем.
– Вот как! Начальник полиции собирается приехать?
– Да, во второй половине дня, для проведения в лаборатории в присутствии судебного следователя очных ставок всех тех, кто так или иначе сыграл или мог сыграть какую-то роль в этой трагедии. Это будет крайне интересно. Жаль, что вы не сможете туда попасть.
– Я попаду, – заверил его Рультабий.
– В самом деле… вы меня поражаете, молодой человек! – заявил полицейский не без яду. – Из вас со временем вышел бы превосходный сыщик, если бы, конечно, вы следовали определенному методу, а не доверяли бы в такой степени своей интуиции и не подчинялись велению вот этих своих шишечек на лбу. Поверьте, я уже не раз замечал, господин Рультабий: вы слишком много рассуждаете… Вы недостаточно полагаетесь на собственные наблюдения… Что вы, например, можете сказать об окровавленном платке и о красной руке на стене? Вы ведь видели красную руку на стене, а я видел только платок… Ответьте…
– Гм! – молвил несколько озадаченный Рультабий. – Убийца был ранен мадемуазель Станжерсон в руку выстрелом из револьвера!
– Ах, какое грубое, интуитивное заявление! Берегитесь, у вас, на мой взгляд, прямолинейная логика, господин Рультабий, и она может вас подвести, если вы будете так грубо с ней обращаться. Есть множество обстоятельств, при которых следует относиться к ней с осторожностью, подбираться, так сказать, к ней исподволь… Господин Рультабий, вы, конечно, правы, когда говорите о револьвере мадемуазель Станжерсон. Пострадавшая, несомненно, стреляла. Однако вы неправы, когда беретесь утверждать, что она ранила убийцу в руку…