— Да вы поэт! — сказала Надя, когда Алтуфьев умолк.
— Твой вымысел неудачен, — заметил барон, — неудачен главным образом потому, что не может соответствовать фактам. В ближайшем к Спасскому имении век свой жила моя тетушка, которая и скончалась в нем, оставив меня, как ты знаешь, своим наследником. Она никогда не была красавицей и не исчезала за границу с таинственным графом.
Алтуфьев, по-видимому, войдя в роль рассказчика, пожал плечами и ответил:
— Но что мешало приехать к ней в имение, положим, хотя бы ее товарке по институту?
Разговор был прерван докладом о том, что ужин подан.
За ужином Софья Семеновна посадила Алтуфьева рядом с собой и была очень разговорчива и внимательна с ним.
— Кстати, Григорий Алексеевич, — сказала она ему, когда встали из-за стола. — Вы хотели ближе познакомиться с розенкрейцерами; хотите, я дам вам книгу о них?
Он вспомнил, что в начале вечера, когда затеялся разговор о Спасском и упомянули о розенкрейцерах, он высказал интерес к ним, и, поклонившись, произнес:
— Пожалуйста, Софья Семеновна.
— Тогда пройдемте ко мне во флигель и выберем там.
Алтуфьев не очень обрадовался этому предложению: ему хотелось бы лучше остаться на прощанье еще некоторое время в обществе Нади и поговорить с ней так же вот, как говорил теперь Нагельберг с Верой. Но делать было нечего, и он пошел за Софьей Семеновной.
Над садом стояла луна, и он тонул в ее сиянии.
Сходя за Софьей Семеновной с балкона, Алтуфьев вдруг почему-то почувствовал, что все происходившее с ним теперь как будто уже было когда-то, и так же вот светила луна, и он сходил со ступенек. Но только он не сошел совсем, а прямо отделился от них и полетел по воздуху и долго летал в лунном сиянии в таком же вот саду.
«Да, положительно это было когда-то!» — сказал он себе, не отдавая хорошенько отчета в своих словах.
Софья Семеновна шла несколько быстрой для ее полноты походкой. Песок хрустел у них под ногами. Они подошли к флигелю.
Молча ввела Власьева своего спутника в дверь, зажгла спичку и засветила свечу. Это была самая просторная комната во флигеле — ее кабинет; здесь стояли письменный стол, несколько кресел, кушетка и книжный шкаф.
Софья Семеновна достала ключи, отперла шкаф, но остановилась и, вдруг повернувшись к Алтуфьеву, спросила:
— Откуда вы узнали историю Горского?
Он, никак не ожидавший такого вопроса, заметно смутился.
— Какую историю, Софья Семеновна?
— Ту, что вы рассказали на балконе. Вы знаете.
«Так вот зачем привела она меня сюда!» — сообразил Алтуфьев.
В первую минуту ему хотелось сказать, что весь свой рассказ он просто выдумал и пусть делает она, что хочет.
— Я спрашиваю вас не из пустого любопытства, — продолжала Софья Семеновна, подходя к столу и садясь. — Мне очень важно знать это.
Она была несомненно встревожена и не старалась скрыть это, хотя в продолжение ужина Алтуфьев никак не мог заметить по ней, что его рассказ произвел на нее такое впечатление. Видимо, она была очень заинтересована, а он являлся в положении интригующего, точно в маскараде. Но Алтуфьев сейчас же понял, что это положение неуместно: тревога Софьи Семеновны была слишком искренней.
— Я узнал случайно, — ответил он, решившись сказать правду.
— Вероятно, вы нашли письма или какие-нибудь записки после тетушки вашего приятеля?
— Да, мне попалась в руки тетрадка.
— Я боялась этого! Что же, это — дневник?
— Скорее вроде неоконченной повести.
— Там прямо поставлены имена?
— Нет, буквы, по-видимому, случайные.
— А ваш товарищ, барон, не читал этой тетрадки?
— Ему некогда — он занят счетами по имению и целый день роется в планах и официальных бумагах, а остальные отдал мне, чтобы я просмотрел от нечего делать. Мне, признаться, и в голову не пришло сначала, когда я пробежал тетрадку, что она может иметь связь с историей графа. Только вот теперь, на балконе, меня осенило, я и рассказал.