Сомнений нет — текст староиспанский, по-видимому середины XVI века. Об этом красноречиво свидетельствует построение фраз: они кажутся неуклюжими, слишком длинными и в то же время как бы обрубленными с обоих концов.
Перевернута еще одна страница:
«…Первыми испанцами, приставшими к Юкатану, были, как говорят, Херонимо де Агиляр, родом из Эсихи, и его спутники…»
Замелькали имена испанских конкистадоров, чаще других Франсиско Монтехо, первого губернатора Юкатана. Дальше, дальше… Теперь страницы не кажутся тяжелыми…
«…Хотя эти люди были просвещены в религии, а юноши преуспели (в учении), как мы говорили, они были совращены (снова) жрецами, которых имели в своем идолопоклонстве, и сеньорами и возвратились к почитанию идолов и жертвоприношениям не только курениями, но и человеческой кровью.
Вследствие этого братья сделали расследование, попросили помощи у главного алькальда и схватили многих. Их подвергли суду, и было устроено аутодафе, на котором многие попали на эшафот и были одеты в позорные колпаки, острижены и подвергнуты бичеванию, а другие одеты в санбенито на определенное время. Некоторые от огорчения повесились, обманутые демоном, но в общем все проявили много раскаяния и желания стать добрыми христианами.
В это время прибыл в Кампече брат Франсиско — Тораль, францисканец, родом из Убеды, который до этого 20 лет находился в Мексике и пришел в качестве епископа Юкатана…»
Как странно описаны страшные события 12 июля 1562 года! Столь невозмутимо спокойно о них мог рассказать только один человек, тот, кто сам организовал избиение индейцев и уничтожил священные реликвии майя, предав их аутодафе. В названии и в некоторых местах рукописи автор упоминает свое имя, скромно называя себя «брат Ланда». Конечно, нужно будет много раз прочесть и изучить каждую страницу, чтобы окончательно решить, кто именно написал этот труд, однако уже сейчас ясно одно: рукопись не фальсификация!..
Волновался Брассер де Бурбур не напрасно. Находка означала великую удачу — вернее, закономерный результат настойчивых поисков французского аббата и ученого. Она открывала след, который вел к древним майя. По иронии судьбы этот след, эту «тропинку» отдавал в руки человечества тот, кто уничтожил важнейшие документы для изучения истории народа майя, их рукописи.
Диего де Ланда сжег рукописи майя в 1562 году. Брассер де Бурбур обнаружил манускрипт через триста лет, в 1863 году, однако потребовалось еще сто лет, прежде чем выяснилось, что находка Брассера де Бурбура действительно открыла перед учеными возможность пойти по следу, который оставил в своем «Сообщении о делах в Юкатане» францисканский монах.
След снова потерян
Обнаруженный Брассером де Бурбуром манускрипт был копией составленного Ландой «Сообщения о делах в Юкатане», переписанной с должным старанием тремя неизвестными писцами в 1616 году. Она хорошо сохранилась, сравнительно легко читалась, и, хотя переписчики допустили (очевидно, сознательно) ряд сокращений, к счастью, они сохранили наиболее ценные части оригинала, в том числе список 27 алфавитных знаков, которыми, по словам Ланды, пользовались писцы древних майя.
В своем сообщении Ланда дал огромную и ценнейшую информацию об индейцах майя. Она помогла раскрыть многие тайны их великой цивилизации.
В «Сообщении о делах в Юкатане» Ланда записал легенды о прошлом майя. Многие из них, очищенные от двойной мистической приправы — майя и католической, легли в основу хронологии и истории майя. Он рассказал о быте, обычаях и религии народа, о том, чем питались майя, как одевались и что строили, чему радовались и отчего печалились; как женились, воспитывали детей и хоронили умерших; описал их ремесла, торговлю, земледелие и даже правосудие. Но больше всего внимания Ланда уделил разоблачению их веры. Его подробные, хотя и тенденциозные, ведь он был католическим монахом, записи довольно полно раскрывают духовный мир майя, мрачный и откровенно жестокий во всем, что касалось их религии.
Ланда помог понять и изучить на основе собранного в сообщении богатейшего материала систему летосчисления и календаря майя. В результате календарные знаки как в рукописях, так и на других памятниках культуры майя сравнительно легко поддались расшифровке и стали достоянием ученых.
Наконец, Ланда довольно подробно, хотя и путано, рассказал о письменности майя и записал «алфавит», ставший впоследствии знаменитым. Конечно, Ланда не предполагал, что три столетия спустя вокруг «алфавита» возникнут ожесточенные споры и начнется полемика длиною в целый век; что его «алфавит» будет порождать надежды и с одинаковой легкостью убивать их…
Иными словами, Диего де Ланда и его «Сообщение о делах в Юкатане» сегодня, как и сто лет назад, стоят в центре всех исследований, которые связаны с историей и культурой древних майя.
Однако разве Ланда не уничтожил все рукописи майя и тем самым не «обезвредил» составленный им самим «алфавит»?
К счастью, от костров испанской инквизиции чудом уцелели три рукописи майя. Кроме того, на древних архитектурных сооружениях этого великого народа-строителя были обнаружены многочисленные знаки, весьма схожие с теми, что заполняли рукописи. Во время раскопок, которые к моменту открытия Брассера весьма робко, но все же велись на развалинах древних столиц, крупных центров и больших и малых городищ майя, археологи нашли высокие продолговатые камни — стелы, сплошь разукрашенные теми же таинственными знаками. Надписи попадались и на пластинах, статуэтках и других мелких украшениях. Словом, к концу XIX века накопилось немало текстов майя.
Казалось, теперь перед учеными стояла предельно ясная задача: пользуясь «алфавитом» Ланды, который к тому же дает в своем сообщении три примера написания с его помощью слов, прочесть древние рукописи и другие тексты. Но попытки решить столь простую на вид задачу потерпели провал.
Первым приступил к чтению знаков письма майя сам Брассер де Бурбур. И он действительно «прочел», но только не знаки, а то, что ему хотелось. «Ожившие вулканы… содрогание земли… извержение лавы…» в «переводе» Брассера де Бурбура, который был страстным сторонником существования и гибели Атлантиды, впоследствии оказались… лишь списком дней из календаря майя.
Подобных «переводов» появилось немало; они делались как с помощью «алфавита Ланды», так, впрочем, и без него. Рекорд фантазерства принадлежит французу Ле Плонжону: он умудрился объявить «космогонической поэмой» о гибели Атлантиды названия букв греческого алфавита — альфа, бета, гамма и т. д.!
Правда, серьезные ученые сразу же отвергали подобные дилетантские «открытия» незадачливых дешифровщиков.
Уже в 1881 году знаток древневосточных письмен Леон де Рони предпринял первое серьезное изучение. Сделав предположение, что письмо майя — иероглифическое, то есть аналогично древним иероглифическим письменам Китая, Египта, Вавилона, он стал искать в нем три типа знаков, являющихся теми «китами», на которых держится любое иероглифическое письмо: идеографические, передающие корни слов; фонетические, передающие один слог или один звук; ключевые, или детерминативы, — знаки, которые употребляются для пояснения смысла слова, хотя сами не читаются. Например, слово «лев» может служить для обозначения животного и собственного имени; благодаря знаку-детерминативу читатель определит, о чем идет речь.
Используя знаки «алфавита Ланды» и остроумно комбинируя их с материалами рукописей, де Рони удалось обнаружить знаки-идеограммы для названий цветов, найти иероглифы, обозначающие четыре стороны света. Более того: он показал, что в письме майя были фонетические (то есть алфавитные или слоговые) знаки, и привел пример слова, записанного такими знаками: куц 
(индюк).
Работы Леона де Рони продолжил американский ученый Сайрус Томас, однако вместо ключа к дальнейшей дешифровке письма майя их усилиями невольно был создан крепкий замок, который закрыл двери перед несколькими поколениями исследователей, пытавшихся проникнуть в тайну письма. Дело в том, что и де Рони, и особенно Сайрус Томас допустили массу произвольных толкований знаков.