Во-вторых, здесь есть одно существенное отличие: вся Книга Иова строится на том, что ее главный герой невиновен, тогда как Израиль, несомненно, виновен, о чем упорно говорили такие пророки, как Исайя, Иеремия, Иезекииль и Даниил. Библейские авторы, размышляя об изгнании, обычно говорят, что Израиль это заслужил, в то время как все в Книге Иова стоит на том, что Иов несет незаслуженное наказание. Его утешители, которые, безусловно, опираются на поверхностное понимание Второзакония, псалма 1 и подобных текстов, утверждают, что с хорошими людьми происходят хорошие вещи, а с плохими — плохие, следовательно, если с тобой происходит нечто плохое… ты сделал какой-то неверный шаг. Книга Иова отчаянно протестует против подобных пустых слов о положении вещей в нашем мире. В этом она похожа на псалом 72, хотя там вопли отчаяния быстрее замолкают и звучит иное решение проблемы.
В-третьих, книгу открывают две главы, из которых мы узнаем две вещи: что зло на Иова навлек «сатана» и что Бог дал позволение — мы почти можем сказать, предложил — «сатане» сделать то, что он сделал. Это один из тех редких случаев появления «сатаны» в Ветхом Завете (главный другой случай — это история переписи, устроенной Давидом, в 1 Пар 21:1), и здесь видно, что слово «сатана» представляет собой титул, особый пост: он «обвинитель», который выступает на публичных судебных заседаниях. Он не искушает Иова грехом непосредственно, хотя, вероятно, хочет заставить его проклинать Бога, чему Иов сопротивляется. (Он проклинает все на свете, включая день, когда он родился, но продолжает жаловаться Богу и спрашивать у Него, куда же девалась его хваленая Божественная справедливость.) Другими словами, читателю предлагают взглянуть на мучения и вопрошания Иова, помня о том, что это на самом деле не состязание между Иовом и Богом, как думает сам Иов (из-за чего, зная о своей невиновности, он думает, что Бог совершил ужасную ошибку) и его друзья (из-за чего, веря в то, что Бог не допускает ошибок, они предполагают, что Иов в чем-то провинился). И это даже не состязание между Богом и сатаной в прямом смысле слова, как мог бы подумать дуалист. Нет, на самом деле это — состязание между Иовом и сатаной. Сатана хочет продемонстрировать свою власть над Иовом и доказать, что люди недостойны заботы Бога, тогда как Иов, со своей стороны, продолжает настаивать и на том, что Бог должен быть справедливым, и на том, что он невиновен.
Бог отвечает на вопросы о зле
В-четвертых, в развязке книги мы видим величественную картину тварного мира (Иов 38–41), что одновременно и отвечает, и не отвечает на поставленные вопросы. В каком-то смысле это даже их обостряет: ведь если Бог действительно верховный Творец, который повелевает Бегемотом и Левиафаном и призывает северный ветер из его хранилищ, Он должен был бы лучше заботиться о нравственном аспекте подвластной Ему вселенной. Вместе с тем этой сценой Бог не хотел сказать Иову: «Погляди сюда: Я есть Бог, я обладаю великой властью, а потому тебе остается только заткнуться». Кроме того, я не думаю, вопреки мнениям некоторых современных исследователей, что Бегемот и Левиафан были созданы, по замыслу Творца, злыми творениями, над которыми Бог мог явить свою верховную власть. Но если вспомнить о контексте всего канона Ветхого Завета, станет ясно, что именно доктрина творения представляет собой основание для любого рода ответов Библии на вопрос, кто такой Бог и как Он действует. Это, как мы видели, верно и в случае Исайи и Даниила, это же мы найдем и в Новом Завете.
Каким же миром правит Бог
В-пятых, и этот пункт, похоже, самый важный: завершающая глава 42 Книги Иова, которая многим кажется переходом от великого к банальному, содержит одно крайне важное утверждение. Если бы автор придерживался иных богословских воззрений, ему было бы легко написать, что после смерти Иова ангелы доставили его в рай, где все было настолько прекрасно, что он позабыл обо всех своих земных мучениях. Но это было бы просто уходом в сторону. Здесь стоит вопрос о нравственном управлении Бога этим миром, а не о том, что нам надо оставить этот мир и утешаться в мире ином. Таким путем идет буддизм, но никак не библейское богословие. Мы можем думать, что завершение книги тривиально, однако автор ее остается открытым к вопросу Достоевского, заданному в «Братьях Карамазовых»: может ли Бог оправдаться перед лицом одного-единственного замученного ребенка. Но автор книги настаивает на том, что если этот Бог есть Творец (а это фактически исходное положение книги), тогда важно, чтобы положение вещей, которое надлежит исправить, было исправлено в рамках самого тварного мира, а не где-либо еще.