Яшка толкнул Антона в бок.
— Ты что? Уснул что ли? На, держи!
Антон ощутил у себя в руке теплую рукоятку пистолета. Яшка бросился в кювет к танкисту. Антон заметил, что красное пятно на ватных штанах танкиста стало больше. В руках у Яшки теперь был наган. Взял у танкиста.
Вдоль кювета, тянувшегося по другую сторону дороги, один за другим ползли немцы. Антон отчетливо различил их.
— Немцы лезут! — крикнул Антон.
Танкист бросил одну гранату, затем другую. Раздались взрывы. Из облака дыма и ошметков грязи, — «Как в кино», — подумалось Антону, — выскочил немец с автоматом. От испуга или от ярости рот у него раскрыт широко, как у вздыбившейся лошади.
Яшка и Антон выстрелили одновременно или почти одновременно. Немец на мгновение остановился. Казалось, сработали внезапно какие-то тормоза или кончился завод. Антон видел где-то заводного слона, который останавливался, не успев опустить ногу. Но немец только мгновение напоминал заводную игрушку. Он свалился, не сделав следующего шага, хотя его нога уже была занесена.
Танкист, расстреляв ленту, вставил другую. Строчил, посылая в сторону немцев самые невообразимые проклятия.
Немцы снова отошли. Танкист вытер рукавом лицо.
— Честно слово, надо ноги уносить. Теперь они что-то новое придумают. Я их норов знаю еще по окружению. Они нас в лесу напрямки взять хотели, но не могли и тогда пошли хитрить во всю ивановскую. А у нас еды только да патронов не достает, а хитростей нам не занимать. Сами, честно слово, поделиться можем. С добрыми людьми бы, да по-хорошему. Ух, мама родная, жарко стало! А вы ребята, хорошо подмогали. Молодцы. Чего у нас там в тылу? Отступать есть куда?
— Речка с камышами, — сказал Яшка.
— Хорошо там, — добавил Антон.
Но тут Антону показалось, что немец его за штанину берет. С трудом набралось сил, чтоб оглянуться. А это вовсе и не немец, а Васька с Сережкой. Тоже ведь смелости хватило, чтоб выползти из зарослей.
— Уходите поскорее, немцы около мельницы болтают. Сбоку зашли. — Васька сказал все это, ни разу не заикнувшись. «Должно быть, душа не в пятках», — подумал про него Антон.
— Прихватить бы чего-нибудь с собой, — предложил Сережка, показывая на танкетку.
— Быков пригоним, заберем, — сострил Яшка.
— Пошли, живо! — скомандовал танкист и пополз к берегу.
— Помогите ему! — распорядился Яшка, а сам бросился зачем-то к танкетке.
Антон и Васька старались изо всех сил помочь танкисту. На раненую ногу он почти не мог опереться. Вот уж и спасительный обрыв, а там камыши, по которым можно перебраться на противоположный берег. На том берегу неубранное поле кукурузы, не видно ему ни конца, ни края.
Услышав, что вслед за ними ползут Яшка и Сережка, Антон оглянулся и не удержался, чтобы не спросить:
— Яшка? Зачем?
— Пригодится, — успокоил его Яшка. Он волок за собой пулемет, Сережка тащил два ящика патронов.
— Глубоко здесь? — спросил танкист, сползая вслед за ребятами с обрыва.
— Нет, в камышах — по колено.
— Это хорошо. Даешь на тот берег… задело меня маленько, честно слово, задело. А кость, видать, цела.
Камыши, шурша, расступались. Тяжелые пушистые метелки роняли светлые капли. В речной глухомани изредка раздавались легкие всплески. Шли осторожно, останавливаясь, прислушиваясь.
На противоположном берегу сделали короткий привал. Танкист достал из кармана бумажный пакет, схватил его зубами за угол, мотнул головой, и ребята увидели в его руке бинт.
— Я отступал из машины по-хорошему, даже пакет из бортовой аптечки прихватил. Да что пакет, йод взял. Помогайте, ребятки, штанину снять. У-ух, честно слово… не больно.
Танкист залил йодом рану, затянул бинтом. Снова поднялись и кукурузными рядками, не сгибаясь, медленно, но верно стали удаляться от места переправы.
Где-то сзади забубнил пулемет.
— Опомнились. Честно слово, опомнились. Их, гадов, с полдюжины уползло. Как им не понравилось… с десяти шагов не более, врубил я первую очередь. Деваться им некуда, ровное место, один кювет, и тот простреливается. Ногу задело, когда я хотел, было, из машины вылезти. Он, гад, прикинулся убитым. Я из машины, а он — очередь. Тут я приложился и всадил ему. Верно, не ошибся, попал.
К радости танкиста и ребят начало моросить. Все вокруг заполнила мокрая, по-осеннему непроглядная мгла. В такую погоду все одно, что утро, что полдень, что вечер. Сумрачно кругом.
Танкиста переправили на левадинский берег в другом месте и спрятали в саду под копной почерневшего от дождей сена.
Левадинцы слышали ранним утром, что за селом был короткий бой. Они видели нескольких удиравших немцев. Не трудно было догадаться, что скоро двинется их главная сила, и тогда в селе станет жарко.
Только четверо ребят, притаившихся во дворе у Антона, да танкист, оставшийся в саду, знали, что произошло на самарском берегу за околицей села.
Вечером ребята помогли танкисту забраться на чердак. Там в ворохе кукурузных початков они сделали для него углубление, устлали его старым одеялом. Густой запах спелой кукурузы стоял на чердаке, где-то возле слухового окна возились голуби.
Мать сказала Антону, что она удивляется, как это он остался живой. Она догадалась, где стреляли утром и была, по ее словам, сама не своя.
— Что же теперь с танкистом? Живой он?
— Живой, мам… Он пошел… Был ранен в ногу, а все-таки пошел…
— Как же он пошел раненый?
— Он, был раненый, а потом зажило немного и все…
Мать все больше менялась в лице и все меньше верила сыну.
— Что вы делали на чердаке?
— На чердаке? — Антон заерзал на табуретке, — это мы папино пальто достали… Надо же танкиста одеть.
— Антон, Антон, — мать заходила по комнате. — Что ты делаешь? Немцы схватят его, а на нем пальто — наше. Погибли мы…
«Может, и в самом деле погибнем, — думал Антон, — только не от этого, а оттого, что у нас на чердаке лежит танкист».
Антон забрался по лестнице на чердак, бросился к танкисту.
— Порядок, — доложил Антон. — Сейчас затопим, и я принесу поесть.
— Давайте по домам! — скомандовал Яшка.
Антон глядел в печку, где съеживалась от огня и чернела солома. Сейчас разогреется чердачный дымоход и танкисту станет тепло. Антон видел, как его знобило. Сережка старательно подбрасывал в топку солому, отталкивая Подкидыша, норовившего забраться в печку.
На село надвигался гул, какого левадинцы еще никогда не слышали. Где-то шли танки. В огородах, садах, на улицах, начали рваться снаряды.
Танки вышли на слободскую улицу и на ходу, поворачивая башни, стреляли в упор по опустевшим хатам. Запахло гарью.
Мать перетащила дочерей в погреб, схватила Антона и Сергея за руки и, не говоря ни слова, потянула их за собой туда же. В подвале уже лежали узлы с одеждой, чугунки с едой, хлеб, сало.
Вот прошел мимо двора первый танк, второй. Подвал содрогался от гула и грохота, потянуло пахучим дымком.
— Мама, Подкидыш в хате… — прошептал Антон.
— Ничего с ним не станется… Кукурузой жареной запахло.
Танки прошли дальше.
— Хата наша горит, деточки мои, — всхлипнула мать.
— Мама, Подкидыш там в хате. Танки уже прошли… я быстро. — Антон рванулся из подвала и ничего во дворе не увидел. Дым так плотно, так неподвижно висел всюду, что двигаться можно было только наощупь.
В сенях Антон бросился к лестнице и зашептал:
— Дядя, дядя, слезайте…
Танкист схватил Антона за руку.