Внимательный читатель, возможно, заметил, что в одном месте сказки зловещая красавица названа одновременно «честною» и «женою царевой»: «жена царева— честная». Слова «жена царева» заключены в ободок, как было принято в скорописи, когда это звание одно без имени служило обозначением царицы. Что Кийа тоже могла быть одновременно «честною» и «женою царевой», показывает чернильная пометка из раскопок В. М. Флиндерса Питри в Ax-йот: «(напиток) срмт жены царевой Кийа», где имя «Кийа» еще не вписано в ободок как царское. Имеется еще другая скорописная пометка, переданная лишь в извлечении в последнем издании английских раскопок «города Эх-не-йота», в которой упоминается «сень Рэ жены царевой— жива она! — на юге». В этой «сени Рэ», естественно, хочется вместе с издателем, X. В. Фэермэ-ном, видеть ту самую «сень Рэ», которая имелась в царской усадьбе на юге Ax-йот. Но усадебная «сень Рэ» принадлежала не царице Нефр-эт, а Кийа, так что Кийа и должна быть «женою царевою», упомянутою в пометке. В пометке звание «жена царева» заключено в ободок и снабжено многолетием «жива она!». Как и ободок, многолетие подобало обозначениям царей и цариц— даже для царевен ни то, ни другое не было принято. Затем читатель мог также заметить, что один раз в сказке красавица названа не просто «честною», а «честною большою». Кийа тоже величалась «большою»: «жена-любимец большая». Прилагательное о «большой» было словом хотя и древним, но употребительным в просторечии в занимающую нас пору, чего нельзя сказать о более торжественном вэр «великий». Последнее прилагательное входило в состав звания царицы Нефр-эт: «жена царева великая». И вот любопытно, что к самому концу царствования своего супруга Нефр-эт, не отказываясь от стародавнего обозначения «жена царева великая», начинает величаться также по-новому: «жена царева большая».
Повлияло ли на царицу звание все более и более возвеличивавшейся соперницы, трудно сказать. Однако уже наставал час, когда побочной жене фараона суждено было, видимо, вознестись выше самой царицы. Если второй фараон действительно Кийа, то она под конец царствования своего возлюбленного стала его венценосным сотоварищем.
Этому сотоварищу Амен-хотп IV отдал свой фараоновский синий венец. Отныне именно в нем появлялся на памятниках новоявленный второй царь. Неотъемлемой частью венца был царский аспид. В руки женственный венценосец получил царские скипетры. Но увенчанный фараоновским венцом, держащий фараоновские скипетры, он должен был облечься в соответствующие им фараоновские одежды: получить право на царский передник, убранный понизу изображениями аспидов, носить по-мужски укороченное складчатое одеяние. Правда, было сделано некоторое послабление: складчатое платье младшего царя оставалось шире, чем одеяние старшего, да и длина облачения была у него большею, чем у того.
Для подданных женственный фараон становился предметом поклонения вместе с Амен-хотпом IV и самим солнцем. Французская исследовательница К. Де-рош-Ноблькур правильно подметила, что второй фараон, которого она вместе со всеми принимала за Сем-нех-ке-рэ, заменил тут царицу Нефр-эт. Возможно, что маленькая плита с незаконченным изображением второго царя, наполняющего чашу первому, была тоже заказана частным лицом, но достоверно это известно о другой небольшой плите с изображением царей за столом. Надпись на ней сообщает, что ее «сотворил воин (подразделения) Воссиявший в правде» («Воссиявший в правде» — одно из имен высоко чтимого Амен-хотпом IV отца и предшественника — Амен-хотпа III). Значит, даже простой воин находил нужным заказывать моленную плиту с изображением новоявленного фараона! Самому солнцу, представленному вверху плиты, не оставалось ничего другого, как одинаково ласково простирать свои руки-лучи к тому и другому царю и подносить к носу каждого по знаку жизни. И оба царя восседают за столом почти как равные. Как это отлично от сходной плиты, на которой Кийа была переименована в Семнех-ке-рэ! Там она стояла, смиренно склонившись позади своего повелителя, больше придаток к нему, чем предмет поклонения, но тогда она явно не была еще фараоном — ведь платье на ней чисто женское. Плита эта, видимо, была тоже частного лица, так как на обратной стороне изображено молящимся некое должностное лицо солнечного храма.
И все-таки, несмотря на венец, скипетры, царское облачение, второй царь не стал настоящим царем. Женственный фараон остался при одном имени, получил не два ободка для двух имен, а только один, как царица. Мы видим второго царя всегда лишь в синеем венце, тогда как старший царь то в красном нижнеегипетском, то в двойном всеегипетском, в венцах государственных, древних, не таких, как сравнительно недавний синий. Выглядит так, как если б младший царь имел право всего только на один, и притом второстепенный, венец, представлявший как бы мужское соответствие женскому синему венцу, более всего на него похожий. Изображали второго царя большей частью меньшего роста, в положениях, намекавших, что он — царь младший. В одном второй фараон даже уступал царице: он носил за Амен-хотпом IV веер, чего никогда не делала царица, но что делали ее сестра и придворные, да изредка царевны. Иными словами, второй царь был своего рода полуфараоном.
Когда же Кийа могла быть поставлена в цари, когда могла она получить знаки царского достоинства? Изображений двух фараонов дошло до нас немного. Даже при позднем солнечном имени было еще такое время, когда Кийа не располагала ни царским венцом, ни царской змеею, ни царским ободком вокруг имени, ни царскою близостью к солнцу. Приобрести все это Кийа могла не раньше, как под конец царствования Амен-хотпа IV. Если в скорописной пометке 16-го года его царствования под «домом честной», которому принадлежало вино, следует разуметь хозяйство Кийа, а это представляется вполне правдоподобным, то неужели тогда уже она могла быть фараоном? Неужели ее служащие смели б величать царя «честной», неужели б не употребляли более подходящего обозначения, вписав его почтительнейше в ободок? Поскольку остальные данные тоже указывают на конец царствования как время воцарения младшего фараона, предпоследний — 16-й или последний — 17-й год владычества Амен-хотпа IV может быть вполне годом возведения Кийа в цари.
А что произошло с Нефр-эт, с «женою царевой великой», если на моленных плитах, ставившихся для поклонения, ее место занял новоявленный фараон? Не постигла ли ее царская опала или, может быть, она скончалась к этому времени?
Возможны три мнения о судьбе царицы: Нефр-эт умерла, Нефр-эт была изгнана, Нефр-эт примирилась с возвышением соперницы и осталась вместе с супругом. Имеются ли сведения о времени кончины царицы? Прямых известий, на которые можно было бы положиться, у нас нет.
Существует, правда, любопытный рассказ, записанный английским ученым А. М. Блэкмэном со слов известного писателя Райдера Хаггарда. Сам Р. Хаггард слышал этот рассказ от В. Дж. Лофти. В начале 80-х годов прошлого века местные жители нашли-де в гробнице (по-видимому, той, что была высечена в ущелье позади солнцепоклоннической столицы для фараона и его семьи) известное количество золотых украшений. На некоторых из них имелись будто бы имена Тэйе и Нефр-эт. Согласно В. Дж. Лофти, тут были также перевязи из золотого листа, помеченные именами тех же двух царственных особ. У В. Дж. Лофти не было с собою столько денег, чтобы купить все вещи. В следующую зиму, в 1883 или 1884 году, он приобрел два кольца для двух других лиц, в том числе для Р. Хаггарда, однако золотые перевязи, по словам В. Дж. Лофти, были тем временем переплавлены. Украшения, которые В. Дж. Лофти купил для себя, были затем приобретены у него королевским Шотландским музеем в Эдинбурге, однако там они были ради большей сохранности так хорошо убраны, что добраться до них А. М. Блэкмэну не удалось Тем не менее директор музея передал ученому оттиск увесистого золотого перстня-печатки, на котором, действительно, было вырезано имя Нефр-эт. Именные золотые перевязи приводили на память показания ряда лиц, имевших дело с останками из так называемой гробницы Тэйе. По показаниям этих очевидцев, на останках лежали полосы листового золота, надписанные именем Амен-хотпа IV. Правда, впоследствии Ж. Даресси очень просто объяснил эти золотые перевязи на трупе как отвалившиеся с внутренней поверхности гроба куски надписей, однако недавние розыски американского ученого С. Олдреда привели его к выводу, что на трупе в самом деле были золотые перевязи, впоследствии пропавшие. Но чем бы ни были золотые перевязи, виденные В. Дж. Лофти, если они происходили из царской гробницы и если они были надписаны именами Тэйе и Нефр-эт, то они могли бы служить доводом в пользу того, что обе царицы были погребены в Ax-йот. Однако досадные «если» в сильнейшей степени мешают воспользоваться рассказом для каких бы то ни было заключений. Настораживает и то обстоятельство, что два кольца, попавшие в конечном итоге оба в собрание Р. Хаггарда, снабжены изображениями совсем не в духе последних лет Амен-хотпа IV. На великолепном ложе из гробницы Тут-анх-амуна, выдержанном строго в том духе, чисто растительный узор заменяет привычные изображения старого хранительного божка Бэса. На кольцах же Р. Хаггарда изображены: на одном — два Бэса, на другом— пляшущий и бьющий в бубен лев все из того же круга упраздненных хранителей.