— Ничего, Молокоед, все будет в порядке, — утешил меня Димка. Он был рад, что его искусство пригодилось.
Мы почистили друг друга, выбрали из волос солому и направились в город. По дороге нас задирали мальчишки, но мы, не обращая внимания, шли в богатые кварталы, что были в другом конце города.
После одного из выступлений, когда наша кассирша собирала деньги, в фуражку вдруг свалилась крупная бумажка. Подняв глаза, Белка увидела небольшого толстого человека, который на ломаном немецком языке спокойно говорил ей:
— Скажи своим друзьям, чтобы они шли за мной.
Мы отправились за толстяком, и он ввел нас в чистенькую квартирку на втором этаже. Перед дверью висела табличка: «Адам Мальчевский».
Толстяк усадил нас, принялся расспрашивать о том, кто мы и откуда, что делаем в Конине. Пришлось, конечно, врать. Я сказал, что мы — немцы, родом из Грюнберга, что родители наши погибли при бомбежке, и вот мы остались одни и ходим по Германии, зарабатывая на хлеб. Мальчевский, видимо, очень обрадовался, потому что тут же приказал жене накрыть на стол.
— Вы, верно, проголодались? — говорил Мальчевский, потирая руки и бегая вокруг стола на своих коротких ножках. — Сейчас вас накормят.
Когда мы поели, поляк перешел к делу. Он объявил, что является хозяином цирка, но сейчас настали плохие времена, все артисты взяты в армию, и он очень хотел бы, чтобы мы выступили у него на арене.
— Что вы, что вы… — начал ломаться я, выгадывая время. — Да какие же мы цирковые артисты!
— Он, — показал пан на Димку, — очень хорош! Мы с ним сделаем настоящий гешефт. Могу вам предложить пять процентов сбора.
— Нет, — возразил я. — Если уж выступать, то не меньше, чем за десять процентов.
— Хорошо, — протянул жирную ладонь Мальчевский. — Восемь процентов, и получайте задаток.
На том и согласились. Поляк протянул мне десять марок.
— Завтра в цирк! Вы где остановились?
Узнав, что мы нигде не успели устроиться, предложил переночевать у него.
Пан Мальчевский, видимо, тяжело зарабатывал свой хлеб и потому вынужден был вставать рано. Нас тоже разбудили в шесть часов утра.
— Ну-с, мои молодые друзья, с добрым утром. А сейчас — мыться, бриться и марш-марш на арену!
Поляк привел нас к деревянному зданию, которое куполообразной крышей и широкими воротами напоминало цирк. В центре располагалась небольшая арена.
— Вот тут вы и будете работать, — беспрерывно сыпал пан Мальчевский немецкими словами, зачастую сдабривая их изрядной порцией польских. — Неправда ли, хорошо? А пока я вас попрошу навести здесь порядок.
Мы вооружились метлами и принялись выметать мусор, лежавший на арене, видимо, несколько месяцев, сыпать песок. Пришел портной. Он снял с нас мерки и, низко кланяясь, заверил, что к вечеру костюмы будут готовы.
— Только, милый мой, поэффектнее, поэффектнее, — говорил пан Мальчевский. — Не забывай, что успех представления — это, прежде всего, успех портного.
Когда мы все вычистили, я отправился докладывать хозяину об окончании работы. Пан Мальчевский сидел в маленькой клетушке у входа и что-то чертил на бумаге.
— Ну-с, молодой человек, как? — спросил он, отодвигая от себя пестро раскрашенный лист, на котором выделялись огромные буквы:
ВНОВЬ ОТКРЫЛСЯ ЗНАМЕНИТЫЙ
ЦИРК АДАМА МАЛЬЧЕВСКОГО
Единственный в мире детский
аттракцион
Три — Бульди — три
Непревзойденные мастера эквилибристики
«Три — Бульди — три» — это мы. В цирках вообще любят разные загадочные имена. Бывает, какого-нибудь Эбера,[126] переделают в Гирша.[127] Так и с нами… Что ж, мы были не против. Но нас не совсем устраивало, что пан Мальчевский, зная лучше кого бы то ни было, что мы еще не ели, не звал нас завтракать. Мы достали остатки вчерашней еды и стали есть, когда он явился на репетицию:
— Итак, маэстро, давайте репетировать!
Димка продемонстрировал все свои номера: и ходьбу на руках, и жонглирование камешками, и вообще все, что умел. Но хозяин остался недоволен.
— Попробуем поднять вас под купол цирка!
Он отцепил от столба веревку и велел Димке ухватиться за нее зубами. Димка уцепился, и в ту же минуту его потянуло наверх, он оторвался от земли и повис. Так пан Мальчевский протащил его до самого купола, а потом отпустил.
— Хорошо, маэстро, хорошо! — бегал поляк вокруг Димки. — А теперь посмотрим, как с тобой…
Меня положили, прицепили ногами к Димкиным ногам, и повторилось все сначала. Димка терпел. Но и этого показалось мало нашему хозяину.