— Вам лучше знать, — ляпнул Димка.
— Почему? — удивился неизвестный, делая вид, что не понял намека.
— Дяденька, а вы куда идете? — спросил я как можно приветливее.
— Домой иду.
— А где ваш дом?
— Ну, востер! — засмеялся он. — Все узнать надо. Это хорошо — время теперь военное, и нужно каждым человеком в лесу интересоваться. Особенно — в ночное время.
По словам пришельца выходило, будто служит он лесником. Заметив, как упал самолет, «лесник» побежал проверить, не остались ли в живых немцы. Но те сгорели, а около самолета уже орудовали бойцы истребительного батальона.
— Прилягу немного у вашего костра, а вы меня на рассвете разбудите, чтобы я домой пораньше пришел… Беспокоятся уже, наверное.
Незнакомец улегся, а винтовку положил под голову. Когда он уснул, Димка сказал, что теперь самое время фрица связать.
— Да, может, это не фриц? — усомнился я.
— Эх, ты! — завыпучивал глаза Левка. — Фрица от своего отличить не умеешь. Ты что, не видел, какие у него глаза? Голубые! И волосы рыжие. А все фрицы бывают рыжие. Сам в газете читал: арийская раса!
— Смотри! — Димка указал на ноги рыжего человека. Он был обут в тяжелые ботинки немецкого солдата с подковами на пятках и носках: точь-в-точь такие носил Федя Лоскутов, когда приезжал после госпиталя домой на побывку. — Скажешь, не фриц?
Сомнений больше не было, и я пошел отвязывать от Золотой Колесницы трос. Мы отрезали от него два куска, чтобы хватило связать руки и ноги арийца, потом вытащили потихоньку из-под его головы винтовку и топор. Левка стал с топором над головой «лесника», а мы с Димкой сначала обмотали ему ноги, чтобы не вздумал бежать, потом принялись за руки, но это было труднее: этот тип подложил правую руку под щеку, а мы хотели обделать все спокойненько, без шума и крика.
Мы подождали еще немного, наш пленник пошевелился и перевалился на живот, а руки вытянул вдоль тела. Теперь оставалось только связать их — и все было кончено.
Мы сели у костра и, как краснокожие из романа Фенимора Купера «Зверобой», стали обсуждать, что делать с пленником.
— Надо его прикончить… — и, хотя Димка и не собирался спорить, Левка начал выпучивать глаза.
— Нет, Федор Большое Ухо! — проговорил я. — Сонных врагов, да еще связанных, убивать не годится.
— Давайте его разбудим, поставим на ноги, огласим приговор и расстреляем по закону, — предложил Димка.
— Такого закона нет, чтобы пленных расстреливать. Давайте сведем его к чекистам: там разберутся.
— А если убежит?
— Не убежит. Он же связанный.
— А связанный как он пойдет?
— Мы его погрузим на Колесницу и повезем…
— Еще чего не хватало! — проворчал Левка. — Он будет лежать, как боров, а мы должны пыхтеть и его же везти.
— Не разговаривать! — скомандовал я, и мой властный голос разбудил лесную тишину.
Но разбудил он и пленного. Фриц пошевелился, забарахтался и начал бормотать не то по-немецки, не то по-русски.
— Ребята! — наконец закричал он, перевертываясь на спину. — Это кто же меня связал?
— Вы арестованы! — твердо ответил я. — И мы отдадим вас в руки советских властей.
— Будешь знать, как бомбить наши заводы, — шипел Левка. — Теперь все: отбомбился.
Пленный вдруг захохотал: никак нельзя было подумать, что ему осталось жить каких-нибудь 24 или 48 часов.
— Молодцы, ребята! Немного перестарались, но это ничего. Когда-нибудь вот так же и настоящего фашистского волка свяжете. Ловкачи, ничего не скажешь! — и фриц опять залился смехом, высоко подбрасывая вверх связанные ноги.
— Ты ногами-то не особенно взбрыкивай, — пригрозил Левка. — А то вот как хвачу топором, так и успокоишься.
Пленный посмотрел на него, потом вдруг сел:
— Ты, пожалуй, и в самом деле стукнешь. Ну-ка, кто у вас начальник? Лезь ко мне в карман и проверяй документы.
Я смотрю, а пленный уж и руки развязал. Сложил их для вида на спине, ехидно уставился на нас голубыми глазами, а сам только и думает, наверно, о том, чтобы задушить меня, как только я полезу к нему в карман.
По моему знаку Димка взял в руки винтовку и приставил дуло к затылку арийца…
— Вот что, — пригрозил я. — Не вздумай фокусничать. Хоть руки ты и успел развязать, но только шевельнись — в тот же миг твоя рыжая арийская голова разлетится вдребезги.
Пленный сразу перестал улыбаться.
— Лезь в карман, — уже серьезно вымолвил он. — Свой я. Не видите, что ль?
— Не шевелись! — приказал я и осторожно запустил руку ему под пиджак во внутренний карман.