— Эх ты, весовщик! Здесь не меньше десяти фунтов, — торжественно сказал я.
В этот самый момент что-то прожужжало около нас, вроде шмеля, и камень, который лежал у моих ног, ни с того, ни с сего разлетелся вдребезги. И тут же — бум! — выстрел! Мы оглянулись, а над кустами, на краю обрыва, дымок вьётся. «Ого, — думаю, — началась и за нами охота».
— Димка, сюда!
Мы юркнули за большой камень, легли на землю и притаились.
— Ты думаешь, это в нас стреляли? — прошептал, минут пять спустя, Димка.
Я посмотрел на него и понял, что Дублёная Кожа трусит. Лицо у него позеленело, а веснушки стали совсем чёрные.
— Ты боишься?
— Нет, мне просто интересно знать, в нас или не в нас?
А чего уж там «нет», когда у меня у самого сердце колотилось, как у кролика.
— Сейчас проверим!
Рука у меня ещё дрожала, но я надел на лопату шапку и высунул её из-под камня. Грянул выстрел, и что-то горячее упало в мою ладонь. Это пуля расплющилась о лопату и свалилась мне на руку.
— Ясно? Вот попробуй и высунься теперь из-за камня. Перестреляют, как куропаток.
Я нечаянно повторил слова геолога Окунева и подумал: «Скелет, который мы сейчас видели, это, наверно, и есть то, что осталось от последнего спутника Окунева, — коллектора Звягинцева».
Что же теперь делать?
Мой мозг, как говорят писатели, лихорадочно заработал. «Конечно, если лежать без конца здесь, под камнем, — рассуждал я, — значит, уподобиться страусу, который при опасности прячет голову в песок и думает, что если он не видит охотника, то и охотник его не видит. Смешно и глупо! Не будет же тот, кто в нас стреляет, ждать, когда мы сами подставим ему себя под выстрел. Он или зайдёт с другой стороны котловины, или спустится вниз и застрелит нас в упор. Выходит, что нам тоже надо что-нибудь предпринимать. А что?» Сам того не замечая, я стал без конца повторять вслух: «Что же делать? Что делать?»
— Не знаю, — прошептал Димка, как будто я его о чём-нибудь спрашивал.
— Пора знать! — огрызнулся я. — Только бахвалишься: я сын рабочего! Пролетарий!
— Да когда я так говорил? Ты что? — возмутился Димка.
Мне даже самому смешно стало, вот до чего разошёлся Молокоед! Собственные мысли стал выдавать за Димкины слова.
— Тогда скажи, что делать?
— Что делать? — проворчал Димка. — Караул кричать! Что тут делать?
Я вскочил на колени и чуть не высунул голову из-за камня.
— Правильно, Димка! Идея. Давай кричать караул!
Я решил испугать нашего врага криком. Не может быть, чтобы его преступная душонка не дрогнула от страха, когда мы начнём звать на помощь. Он надеется на то, что разделается с нами втихую!
Снова из-за камня высунулась шапка, снова прогремел выстрел, и в тот же миг мы с Димкой начали кричать:
— Караул! Спасите! Караул!
И со всех сторон понеслось нам в ответ:
— Ау… Э… Ау…
Мы кричали так минут пятнадцать, и Димка до того вошёл в роль, что выводил свою арию уже жалким, дрожащим голосом и готов был плакать.
— Ну-ка, попробуем ещё раз, — и я приподнял над камнем шапку.
Выстрела не было. Враг или не хотел себя выдавать, или испугался наделанного нами переполоха и убежал.
Солнце уже зашло за утёсы на той стороне Зверюги. Начинало смеркаться. Я соорудил из лопаты, кирки, пиджака и шапки чучело, высунул его вверх и начал всячески поворачивать, как будто кто-то из нас перестал скрываться и оглядывается вокруг, собираясь уходить.
Но выстрела не последовало и на этот раз.
Мы посидели ещё немного, выбрались из котловины, отыскали тропинку и пошли, почти не дыша, от этого проклятого места.
В сумерках нам казалось, что каждый куст бросается на нас и каждый сук собирается выстрелить. Мы часто останавливались и, прислушавшись, двигались на цыпочках дальше. Когда мы выбрались, наконец, в Золотую долину, было совсем темно. В нашей хижине никого не было.
— Лёвка! — тихо позвал я.
Фёдор Большое Ухо вылез из кустов, растущих рядом с хижиной.
— Ты что же не разведёшь огонь?
Лёвка махнул рукой, вытер рукавом слёзы и забормотал, снова и снова срываясь на плач:
— Какой тут тебе огонь!.. Не знаю… как жив… остался.
В сумерках Лёвка услышал недалеко от хижины выстрел и отчаянный собачий визг. Через несколько минут после этого к хижине приползла Мурка. Она была вся в крови и уже не держалась на ногах. Лёвка наклонился к ней и хотел взять её на руки, но собака перевернулась на спину, лизнула ему лицо, несколько раз шевельнула хвостом и умерла.
Вскоре Лёвка увидел, что от опушки к нему направляется старик. Он был с ружьём и нёс его перед собой так, как носят охотники, готовый каждую секунду вскинуть его и сделать выстрел.