Меня сразу забила дрожь: За себя я уже не боялся, а боялся за наш город, за маму, за академика Тулякова, которых этот жадный кощей только что приговорил к уничтожению.
Опередить этих негодяев я не мог, так как тропинка была самым коротким путём к Зверюге, да если бы даже я и побежал прямиком через лес, заросли были здесь так густы, что я пропутался бы в них до ночи.
Когда я, наконец, выбрался к Зверюге, то сразу понял, почему Димка и Лёвка не предупредили меня о том, что враги пошли, вдоль ручья мне навстречу. Они ловили уклейку! Как вам это нравится? А около них опять прыгала и заливалась смехом Белка. Тоже — птичка!
— Марш отсюда! — заорал я на неё не своим голосом, и вид у меня был, наверно, такой страшный, что она, не сказав даже «подумаешь!», пустилась от реки во все лопатки, а рыболовам только сказал:
— Эх вы, друзья! Вот из-за таких друзей люди и получают иногда нож в спину.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Лёвка остаётся за старшего. Бег на 80 километров. Очень плохо, когда не верят. Один на один. Прыжок в темноту. Почему такие большие васильки?
Лёвка был, конечно, чечако, но теперь я доверял ему больше, чем Димке. Всё-таки Димка здорово опростоволосился с этой Белкой. Он, видите ли, хотел похвастаться перед ней тем, как ловко дёргает из воды уклеек. Она визжала и хлопала в ладоши над каждой рыбкой, а он, дурак, растаял и всё просмотрел — и Белотелова, и старика, и то, как они увязались следом за мной по ручью.
Поэтому я сделал вид, что Димки здесь вроде как и нет, а советовался и говорил с одним Лёвкой.
— Ты — понимаешь теперь, Лёвка, что к чему? — спросил я, когда рассказал всё, что подслушал у этих злыдней. — Мне надо срочно бежать в Острогорск, чтобы опередить Белотелова и сорвать их злодейский план. И я сейчас же побегу. А тебя, — я подчеркнул «тебя», чтобы Димка понял, как низко он пал, — тебя прошу не спускать глаз со старика… Отдаю тебе эту винтовку, — в ней ещё есть три патрона, в крайнем случае, ты можешь пустить её в ход.
— Ты знаешь, Молокоед… — начал, как ни в чём не бывало, Димка.
Но я даже не взглянул на него, и подал руку Лёвке:
— Прощай, старина! Я надеюсь на тебя, как на самого себя.
Уже вечерело, когда я выбежал к Чёрным скалам. Я не стал ждать попутную машину, так как боялся, что старик опять увязался за мной, и помчался что есть духу, по тракту на Острогорск.
«Неужели не будет никакой машины? — подумал я, вспомнив, что сегодня выходной день, и тут же решил: — Пусть далеко до Острогорска, но я должен все эти восемьдесят километров пробежать, чтобы успеть туда, хотя бы до полуночи».
Я считал, сколько же мне надо пробегать в час, чтобы быть в городе к двенадцати ночи. Получалось по 13 с лишним километров. Многовато. Но надо! Я припустил во весь дух, но скоро понял, что так задохнусь. Лучше бежать размеренным шагом и дышать через нос каждые восемь шагов. Так, помню, учил бегать какой-то мастер спорта в «Пионерской зорьке».
Вскоре позади меня — зашумела машина. Я поднял руку, но шофёр или не заметил меня, или торопился, проехал не останавливаясь. Я припустил изо всех сил, догнал полуторку и ухватился руками за край кузова. Кое-как вскарабкался в машину. Шофёр гнал, как сумасшедший, бочки из-под горючего прыгали и катались, и я не знал, где мне от них спастись. Наконец, взобрался на кабину, лёг, ухватился за разбитое окно, и сказал про себя: «Теперь гони, товарищ шофёр. Меня отсюда никакой силой не оторвёшь».
Но машина скоро въехала в Берёзовку и стала сворачивать с дороги в какой-то двор. Я спрыгнул и стал просить шофёра довезти до Острогорска, врал ему, что у меня мать при смерти, что везу лекарство, которое одно только и спасёт её; обещал по приезде заплатить, сколько угодно: шофёр — ни в какую.
— Свёз бы, милок, раз у тебя такое печальное дело, — говорил он мне всё одно и то же. — Даром бы свёз. Сам недавно мать схоронил. Но имею важное государственное задание. Не могу.
Я вдруг догадался спросить:
— А сельсовет здесь есть?
Сельсовет оказался рядом, но там уже никого не было. Я всё-таки начал стучать в дверь. Из соседнего дома вышла старушка и стала спрашивать, кто я такой, зачем стучусь ночью в правительственное учреждение и что мне нужно. Она назвалась сторожихой сельсовета. И снова пришлось врать насчёт матери и лекарства, и насчёт того, что мне надо позвонить по телефону, чтобы как можно скорее мне выслали навстречу машину.
Старушка согласилась открыть сельсовет и разрешила позвонить. Я вызвал нашу квартиру и сразу услышал мамин голос.
— Мама! Ты меня узнаёшь? Это я, Вася. Ты меня пока не расспрашивай ни о чём, а дай мне всё сказать, потому что дело очень срочное. Так вот, слушай внимательно: пойди сейчас же в НКВД и скажи, чтобы немедленно арестовали Белотелова, который ходит к дяде Паше. И ещё, этого… дай вспомнить… Голенищева, он живёт на Советской, дом номер один. Это очень опасные враги. Они связаны с немцами. Если их сегодня же, — понимаешь? — сегодня же не заберут, будет страшная вещь. Ты меня поняла?