– Батюшки! – спохватилась Энн. – Конечно, хватит! Сколько, по-твоему, мы можем съесть – сорок, пятьдесят помидоров?.. Теперь открой, пожалуйста, вон ту банку. Терпеть не могу это занятие. Как только возьмусь за консервный нож, так обязательно порежусь.
– А ты к нему больше не прикоснешься, – заявил Дик. – К консервному ножу, я хочу сказать. С этого дня я назначаю себя официальным и полномочным открывателем консервных банок. Милая моя старушка Энн, что бы с нами без тебя сталось? Ты же все взвалила себе на плечи, а мы, негодяи, благородно не мешаем тебе это делать. Мы обязаны помогать по дому гораздо больше!
– Ради Бога, не надо! – взмолилась Энн в испуге. – Я очень люблю сама заниматься хозяйством. Вы только что-нибудь бьете или портите. Все как один становитесь совершенно безрукими, едва дело доходит до мытья или расстановки фаянсовой посуды. Хотя, конечно, я отлично знаю, что помыслы у вас при этом самые добрые…
– Ага, значит, мы все безрукие, да? – Дик притворился оскорбленным. – Когда это я что-нибудь разбил, хотелось бы знать? Я не менее осторожно, чем ты, обращаюсь с посудой…
Бедняжка Дик! Стакан, который он держал, внезапно выскользнул у него из руки, упал на пол и разбился. Энн посмотрела на растерявшегося брата и вдруг весело расхохоталась:
– Безрукий ты мой! Стакан взять не можешь, чтобы не уронить! Дай мне поднос с полки, только хоть его уж, ради всех святых, не грохни!
Они отлично пообедали, умяв практически все, что было на столе. Уилфрид сидел немного в стороне от остальных и во время еды рассыпал вокруг себя крошки. Скоро у него над головой закружились всевозможные птицы, некоторые садились ему прямо на ладони. Прилетела сорока и уселась на левое плечо мальчику. Уилфрид приветствовал ее, как старинную приятельницу:
– Добрый день, сорока! Как родные, как семья? Надеюсь, Полли Рока избавилась наконец от простуды? И больная нога у Пита Роки тоже получше, заживает? А как там старый дедушка Рока? Все еще ворчит и ругает молодежь?
Сорока склонила набок маленькую блестящую головку и что-то залопотала в ответ на своем птичьем языке; Уилфрид, по-видимому, отлично ее понимал. Он поглаживал красивую грудку птицы, шептал какие-то слова и глядел на нее с нежностью. Джордж демонстративно не смотрела в его сторону; она вообще повернулась спиной к Уилфриду и сороке и беседовала с Тимми. Остальные, как всегда, созерцали происходящее, широко раскрыв глаза.
Задушевной беседе с Уилфридом сорока положила конец самым неожиданным образом. Мальчик поднес ко рту половинку помидора и уже готовился ее съесть, как вдруг хитрая птица наклонилась и сильным своим клювом выхватила кусок у него из пальцев. Еще миг – и она поднялась в воздух, махая крыльями. Сверху послышались звуки, которые легко можно было принять за издевательский смех!
Ребята хохотали во все горло. Молчал только Уилфрид.
– Она отнесет твой помидор Полли Роке, я полагаю, – невинным тоном проговорила Энн, и эти слова вызвали новый взрыв хохота.
– Дайте мне, пожалуйста, другой помидор, – скорбно попросил Уилфрид.
– Увы, дружище, – сочувственно откликнулся Дик. – Не повезло тебе. Помидоры кончились. Съели все до единого…
Как обычно, сидеть на склоне и любоваться морем было замечательно! Ребята неотрывно наблюдали за движением кораблей в заливе, за тем, как сильный ветер играет великолепными белоснежными яхтами, клоня их то влево, то вправо. День стоял ясный, и Шепчущий Остров был виден особенно отчетливо. Они не заметили вблизи него ни одного парохода, ни одной лодки. Все наверняка знали про грозных вооруженных стражей, охраняющих свое царство от вторжения незнакомцев.
– Там могут быть барсуки! – взволнованно вскричал вдруг Уилфрид. – Я никогда не видел вблизи живого барсука!
– Кроме тебя, ни один человек на свете не пожелал бы такой встречи, – проворчала Джордж. – Вонючие твари! Слава Богу, что ты не можешь вызвать сюда зловонного барсука своей знаменитой дудочкой – они здесь не водятся!
– Уилфрид! – оживилась Энн. – Сыграй на дудочке, пусть прибегут маленькие крольчата, пока мы так спокойно сидим и отдыхаем. Прибегут они?
– Думаю, прибегут, – ответил Уилфрид и охотно полез в карман.
Ничего там не найдя, он пошарил в другом кармане, и на лице его выразилось беспокойство. Мальчик встал, похлопал себя по брюкам, по куртке… Ничего. Его охватило настоящее отчаяние. Он оглянулся на ребят. Глаза у него стали страдальческими.
– Нету, – едва выговорил он сдавленным голосом. – Пропала. Наверное, я ее где-то потерял. Пропала, и другой такой у меня никогда больше не будет. Никогда.
– Да поищи повнимательней. Негде ей быть, кроме твоего кармана. – Дик был тронут неподдельным горем Уилфрида. – Дай я посмотрю сам.
Тщетно. Дудочка-свисток исчезла бесследно. У мальчика был такой вид, будто он сейчас зарыдает. Он принялся шарить в траве; все остальные ему помогали.
Впрочем, нет, помогали не все. Джордж даже не тронулась с места. Дик укоризненно поглядел на нее, но это не возымело действия. Джордж радовалась тому, что драгоценная дудочка исчезла. Как же должна была она ненавидеть бедного Уилфрида! Да, конечно, подчас он внушал окружающим откровенную неприязнь, тут сомнений быть не могло. Но в эту минуту мальчик переживал настоящее горе, и не посочувствовать ему казалось невозможным.
Джордж встала и начала собирать со стола остатки еды. Потом принялась относить в коттедж грязную посуду. Через несколько минут к ней присоединилась Энн.
– Мне так жаль бедного старину Уилфрида, – сокрушенно покачала головой девочка. – А тебе?
– А мне нисколечко! – резко ответила Джордж. – Так ему и надо! Хоть бы он никогда не отыскал свою дурацкую дудку! Это ему наказание за то, что он старается отнять у меня Тимми.
– Джордж, не говори глупостей! Он просто валяет дурака, вот и все, – возмутилась Энн. – Разве можно всерьез относиться к его фокусам? Ты прекрасно знаешь, что Тимми любит тебя больше всех на свете и всегда будет любить. Это твоя собака, и ничья больше! Уилфрид всего-навсего дразнит тебя, когда заставляет Тимми подойти и поиграть с ним.
– Тем не менее Тимми подходит, – с горечью произнесла Джордж. – А он не должен ему повиноваться. Не должен!
– Я думаю, Тим просто ничего не может с собой поделать, – грустно сказала Энн. – Уилфрид наделен какой-то сверхъестественной притягательностью для животных. Эта его маленькая дудочка-свисток – как волшебный зов для них.
– Все равно я рада, что она пропала. Рада, рада, рада!
– Значит, ты просто глупая и злая.
С этими словами Энн пошла прочь, зная, что когда Джордж в таком состоянии, с ней нет никакого сладу и любые увещевания бесполезны. Правда, тут ее осенила одна тревожная мысль. Вдруг Джордж знает, где дудочка? Вдруг она сама нашла ее и спрятала? Или даже сломала? «Нет, нет, – с раскаянием подумала девочка. – Джордж может быть порой и вздорной, и резкой, и даже недоброй. Но она не может быть низкой и подлой. А это было бы величайшей низостью – уничтожить красивую маленькую дудочку, на которой Уилфрид выводит свои магические трели!»
Энн двинулась туда, где остались братья, желая как-то утешить и подбодрить Уилфрида. Но тот исчез.
– Куда он делся? – удивилась Энн.
– Отправился на поиски своей бесценной дудочки, – ответил Дик. – Знаешь, он ужасно убивается. Сказал, что снова пройдет тем путем, каким мы возвращались с площадки для гольфа, а потом будет искать во всех остальных местах, где мы тоже побывали сегодня утром. Он даже хочет зайти в клуб – не исключено, что дудочка выпала у него из кармана именно там. Боюсь только, ему ее уже не найти!
– Несчастный Уилфрид! – сказала мягкосердечная и как всегда отзывчивая Энн. – Зря он меня не дождался. Пошли бы вместе… Он ужасно расстроен, да? Он что, уже не сможет больше подзывать к себе животных и птиц?