Вызвал Степана к себе на дом «сам», сказал ему.
— Изволил я усердие твое заметить.
— Премного благодарен вам, Порфирий Евграфыч! — склонился Мажоров.
Куперин предложил приказчику пробраться в верховья Чутыма и на его малые притоки, собрать с туземцев «ясак», поторговать.
— Только смотри, — предупредил Куперин. — Финтить станешь — под землей сыщу! Слышал, небось, о полковнике Куперине? Брат мой. Вся губернская полиция в его руках. Смекаешь? И он тоже в моем деле участие имеет. Это понял?
— Как не понять, ваше степенство! Да я жизни своей не пожалею…
— Вот, вот! И что он или я в этом деле — ни гу-гу!
Куперин взял с Мажорова расписку и, кроме подписи, заставил его приложить палец.
— Линии на ем — не перестряпаешь, — не стесняясь, рассуждал он. — С собой Епишку возьмешь. Этот не разболтает!
Куперин подал Мажорову сверток, пояснил:
— В мундир унтера его оденешь. С двумя Георгиями!.. Что хошь говори, что хошь делай, а пушнинка чтоб была. Понял?
…В первую же ночь, нагрузив лодку охотничьими припасами, спиртом да яркими безделушками подешевле, Степан и Епишка отплыли в верховья Чутыма. Завидя стойбище у Зыбуна на Белоярском плесе, Мажоров помог Епишке натянуть тесный мундир унтера и выстрелами известил о прибытии «властей». Сойдя на берег, зычно потребовал ясак. Нюролька, тогда еще молодой, лучший в округе медвежатник, отец Жуванжи и несколько подкочевавших с севера эвенков робко жались друг к другу. От крестов и пуговиц Епишкинского мундира, надраенных суконкой, отражались, рассыпаясь лучами, десятки маленьких солнц.
— Брони бог…
— Слышали? Война с германцем идет? Самый главный сказал: «Иди на войну или пушнину дай». Поняли?
— Борони бог, зачем война?.. Бери пушнину.
Епишка, вскинув ружье «на плечо», словно окаменев, стоял в трех шагах сзади. Целый день потратил Мажоров на обучение «унтера», но цели достиг: Епишка внушал страх перед грубой, безжалостной силой, глухой ко всему на свете… И если шкурки ложились к ногам скупо, Епишка стрелял в воздух, а Мажоров повторял:
— Ясак! Ясак! Нет пушнины — садись в лодку! На войну!
Затем Степан выносил из лодки бидон со спиртом и короб с безделушками: раскладывал ленты, зеркала без оправы цветные кисеты и наливал охотникам спирт.
— Пейте! Огненная вода снимает все болезни, все горести-печали. Пейте!
После угощения начиналась «торговля»…
Нелегким был путь по многочисленным речушкам — притокам Чутыма, но, вспоминая сейчас об этом, Степан остро, с болью в сердце чувствовал, что те дни были лучшими в его жизни. Он почти не спал сам, измотал Епишку, как одержимый рвался все дальше и дальше. Успех пьянил, и он ни до, ни после этого не чувствовал себя таким счастливым. Лодка уже еле вмещала мешки, с пушниной. Только начавшиеся по ночам заморозки заставили Степана повернуть обратно. Но было уже поздно. Пришлось зимовать вдали от жилья, там где застал ледостав. Только лоси спасли их с Епишкой от голодной смерти и от холода. Степан охотился. Епишка свежевал туши, носил мясо, строил из шкур чум…
Затем Степан отправил Епишку к жилью, добывать оленью упряжку. Немой ушел и не вернулся. У Степана вышли спички.
Приходилось день и ночь поддерживать костер. Однажды, уже весной, он пошел в тайгу и вернулся к покареженной огнем куче шкур вместо чума. На Чутыме стояла наледь: еще неделя — и лед тронется. Но Степан не стал ждать, отправился по берегу реки пешком. Недели через три, когда большая вода уже скатилась, Степан добрался до Юрт и здесь от отца Жуванжи узнал о том, что круто изменило всю его жизнь: еще полгода назад в России свершилась революция.
Жуванжа рассказал ему: рано утром через Юрты на Зыбун прошли двое. Явно второпях бежали из Рыльска: один даже без фуражки, повязан чем-то и очень смахивает на купца Куперина. Жуванжа до этого видел Куперина давно и лишь один раз, но охотничий глаз зоркий. Степан решил, что, видимо, Куперин, опасаясь за свою жизнь и солидные капиталы, бежал вместе с братом, жандармским полковником, и конечно, не с пустыми руками.
— Проведешь? Ружье отдам! Трехствольное — вот!.. Нельзя упускать этого кровососа!
«Но как же решились идти через Зыбун без проводника Куперины? — подумал Мажоров. — Не обознался ли Жуванжа?» Степан вышел из юрты, чтобы наедине спокойно обдумать план своих действий.
…Эти минуты и сейчас, спустя сорок лет, Степан помнил до мельчайших деталей. Едва вышел он на берег, как увидел километрах в полутора лодку и в ней человек пять с винтовками. «Партизаны! — решил он. — Гонятся за Купериным! Надо немедленно уходить! Надо увести Жуванжу! Без проводника они не смогут преследовать Купериных, и все золото их достанется ему, ему одному!»