Принц отпустил незнакомца, и тот чуть ли не бегом поспешил вон из конюшни.
Когда принц вошел в трактир, в зале почти никого не было. Трактирщик сидел за столом вместе с оружейником Шеробусом, и принцу пришло на память, как оружейник называл трактирщика кумом. Дети двух друзей и родственников были тут же. Эльза протирала стойку и полки за ней, а сын Оружейника Филипп, вытирал большущим льняным полотенцем глиняные тарелки и кружки. Принц вознамерился было расспросить трактирщика о рыцаре, который только что вошел в гостиницу, но Хэмм, так звали трактирщика опередил его.
— Ваша светлость, рассудите нас! — обратился к рыцарю трактирщик, да так горячо, что выскочил из-за стола и чуть не опрокинул скамейку. — Вы человек благородный, страж Пятиречья, наверное, много учились всему. Как вам кажется, разве не должно человеку стремиться к лучшему, разве не рожден человек для счастливой доли? Разве не должен он не только усердно трудиться, но и искать всякую возможность, чтобы улучшить свою судьбу?
Принц улыбнулся.
— Мне не вполне понятно что вы имеете в виду, уважаемый господин Хэмм.
— Эка ты, кум, завернул! — покачал головой оружейник. — На такой вопрос всякий ответит, что да, мол, так оно и есть. Вот даже господин рыцарь не понимает, к чему ты клонишь. А я очень хорошо понимаю. Мы ведь о другом говорили…
— Да как же о другом? — искренне удивился трактирщик.
Сцена забавляла не только Корфула, дети почтенных горожан тоже тихонько хихикали.
— Погодите, уважаемые, — по возможности серьезно заговорил принц, выставляя вперед руки, будто разводя спорщиков. — Если вы хотите узнать мнение стража Пятиречья и человека, кое-чему учившегося, объясните, в чем состоит предмет вашего спора?
— Да мы, ваша светлость… — начал было трактирщик, но мастер Шеробус его перебил:
— Погоди, кум, ты уже высказался. Мы тут о детях наших разговорились…
Принц посмотрел на Эльзу и Филиппа. Оба смутились, но по-разному: сын оружейника опустил голову и принялся тщательней тереть очередное блюдо, а дочь трактирщика, напротив, вспыхнула и устремила огненный взгляд на Шеробуса, который тем временем продолжал:
— Я в том смысле рассуждаю, что человек, где родился, там и пригодился. У каждого своя стезя, и нужно по ней идти, а не прыгать с места на место. Потому что стезя твоя — это твоя жизнь, если ты не идешь своей дорогой, ты отказываешься от своей жизни и ищешь попросту того, чего нет. Вот вы, ваша честь, родились в рыцарском замке, и что же, стали рыцарем, ведь не сделались, к примеру, менестрелем или, того нелепее, гончаром…
— Это ты, кум, передергиваешь! — не смог сдержаться трактирщик. — Где это видано, чтобы рыцарь мечтал о гончарном круге? Мечтают о том, что выше, лучше, а не о том, что хуже или ниже.
— Чем это гончар тебе так низок и плох?
— И опять ты передергиваешь!
— Ничего я не передергиваю, я говорю, что, мечтая о лучшей доле, человек не проживает свою жизнь, все надеется, что есть другая, а другой-то и нет, так и промается весь век, и все напрасно.
Трактирщик всплеснул руками.
— Вот опять все начинается снова! Ведь я ж тебя спрашивал, как узнать свою дорогу? А ну как она не моя? Тогда что?
— Вот-вот! — горячо подхватил оружейник. — Эта не моя, пойду на ту, та вроде получше, поинтереснее, а потом, глядь, и та не моя, пойду на третью, и пошло-поехало…
— Да узнать-то как? — все не унимался Хэмм. — Ведь наперед, что ты мне не говори, нипочем не узнаешь.
— Конечно, не узнаешь, пока не пойдешь…
— Да вдруг окажется, что не она?
Оружейник еще при первом знакомстве произвел на принца впечатление человека гордого, но вместе с тем умного и рассудительного. Настоящий же разговор открывал мастера Шеробуса как человека, любящего задавать себе и окружающим трудные вопросы. Однако, простояв всю жизнь у наковальни и слушая грохот железа, он, не научился говорить так, чтобы его можно было понять сразу.
— Пойми ты, кум, о чем я тебе толкую. Настоящая стезя всегда находится перед человеком, перед самым его носом, только по глупости в раннем возрасте он не хочет видеть ее, слишком уж она обыкновенная, неинтересная вроде. Вот тут и нужны старшие и опытные люди, родители или наставники, чтобы помочь человеку. И тот, кто слушает старших, идет правильным путем.
Хэмм помолчал какое-то время, переваривая слова друга, потом махнул рукой.
— А! Это все давно известно. Я вот не ропщу на судьбу, ты же знаешь, но в ранних летах, как ты говоришь, я был, видимо, слишком послушным. Ты что думаешь, я мечтал о том, чтобы заправлять этим постоялым двором? Какое там! Я и Эльзу-то не больно ругаю за шалости, потому как в меня пошла.
Хэмм, обернувшись, посмотрел на дочь.
— Смеется, егоза! Давай, старайся, дочка, постигай ремесло доброй трактирщицы.
Эльза, конечно, не смеялась, но озорства в ее глазах нельзя было не заметить. Хэмм покачал головой.
— Так что вот, кум, послушал я старших людей и, куда деваться, привык, даже понравилось.
— Конечно, потому что твое. А то бы не стала «Звезда негоцианта» лучшим трактиром в столице.
— Мое-то оно мое, но если бы представилась в молодости возможность другой, лучшей участи, я бы… эх!
Оружейник тихо засмеялся и покачал головой.
— Ну и о чем же вы меня хотели спросить? — усмехнулся принц Корфул.
Хэмм м Шеробус обернулись к принцу, и по их лицам было видно, что они, пожалуй, забыли о его присутствии. Корфул рассмеялся.
— Я вижу, вы достаточно хорошо друг друга понимаете и умеете договариваться без посторонней помощи. Только вот мне теперь непонятно, при чем тут ваши дети, о которых вы якобы говорили?
— Это, сударь, я все больше о своем сыне, — сказал оружейный мастер.
— А что с ним? — спросил принц. — Крепкий смышленый парнишка.
— Да вот, изволите видеть, не нравится ему оружейное ремесло…
— Почему не нравится? — пробурчал из своего угла Филипп. — Нравится. Я все про оружие знаю.
— Вот и надумал в рыцари податься, — заметил Шеробус.
— Куда? — переспросил принц.
— Вовсе и нет! — крайне смутившись, выпалил юноша. — Я, конечно, понимаю, что сначала нужно походить в оруженосцах…
Принцу вовсе не хотелось обижать юного мечтателя, но не расхохотаться он не мог.
— Походить в оруженосцах, — с трудом выговаривая сквозь смех слова, сказал принц. — Отлично сказано, молодой человек.
— И напрасно вы смеетесь! — вдруг воскликнула Эльза.
Она пришла в негодование. Не будь Корфул рыцарем, дочь трактирщика наверняка набросилась бы на него.
— Филипп, между прочим, все знает о рыцарях!
— Ты смотри, как разошлась! — засмеялся, впрочем, весьма довольный Хэмм. — То чуть не дерутся, а тут, поди ж ты, заступается.
— Да, отец, ты не знаешь, а я знаю. Он все баллады рыцарские знает.
— Так-таки и все? — усмехнулся Корфул.
— Да, все!
Принц перестал смеяться.
— Ну-ка, пойди сюда, молодец.
— Правильно, правильно, ваша честь, — подхватил Шеробус. — Проэкзаменуйте его.
Филипп оставил свои, а точнее, Эльзины тарелки и вышел вперед. Приятной неожиданностью для принца было то, что сын оружейника умеет, довольно легко преодолевать смущение.
— Так что, — пристально глядя на Филиппа, повторил принц, — неужели все баллады знаешь?
— Ну, может быть, и не все, но много.
— И «Как славен был король Бергор»?
— Знаю.
— Не гимн, юноша, который знают все, а балладу?
— Балладу знаю.
Принц покачал головой.
— Ее не всякий рыцарь знает.
— А я знаю.
— Интересно откуда?
— Да у меня книга есть…
— Что у тебя есть? — спросил вдруг мастер Шеробус.
По жалкому виду Филиппа было ясно, что он попался.
— А мне и не сказал, — покачал головой оружейник. — Вот шельмец!
Принц с интересом смотрел на Филиппа и не обращал внимания на замечание его отца.
— Ну-ка, исполни.
— Что, прямо сейчас?
— Конечно, думаю, что не все здесь присутствующие слышали ее.
Филипп смущенно улыбаясь огляделся, откашлялся.
— Вряд ли я смогу спеть ее правильно, пою я не очень.
— Ну прочти хотя бы.
— Нет, я лучше попробую напеть.
Особым голосом, как выяснилось, Филипп и впрямь не обладал, но пел правильно, и вскоре его неокрепший голос перестал обращать на себя внимание.