— Наша делает. Наша делает…
— Нашей не сильно нравится делать гулять под солнцем. Наша не делает любить яркий свет. Но наша делает тосковать, как делают жить большая человеки.
— Да, да, — согласно закивали братья Унуна. — Наша очень делает тосковать.
— Наша делает хотеть быть красивая и большая. Наша сделала узнавать, как хорошо делает быть большая человеки. Моя сделала понимать рисунки смысла. Моя сделала брать большая книга, и делала читать про большая человеки, и очень, очень делала хотеть тоже.
— Ты умеешь читать?! — удивился Энтур. — Кто тебя научил?
— Моя делал учиться сама.
— Сам научился? Но ведь кто-то должен объяснить, как произносятся буквы, как складывать их в слоги. Меня вот дед учил. Ох, и строгий учитель!
Энтур непроизвольно провёл рукой по затылку.
— Моя делала пробираться в один дом. Моя делала очень ти-ихо пробираться. И моя делала смотреть тайно. Там делала жить одна девочка, краси-ивая! — и грюнт умильно вздохнул. — Она делала читать книгу, там делали быть больши-ие рисунки смысла, и моя всё делала видеть и слышать. Потом моя сделала взять одна большая книга и делала читать про человеки сама.
— Рисунки смысла? — переспросил Энтур. — Что это за рисунки? Эта книжка что, с картинками была? Я таких и не видел. Дядя Кронурр рисует отличные рисунки к «Хроникам Ходеров». Но чтобы книжка! Правда, у нас на хуторе книжек немного…
— Не то, не то, — замахал руками Унун. — Рисунки смысла, чтобы делать понимать: «мэ-а», «мэ-а» «мама».
Принц Корфул рассмеялся.
— Думаю, Унун говорит о буквах.
— А-а! Буквы!
— Буквы? — переспросил грюнт.— Бу-уквы, — протяжно произнёс он новое для него слово.
Энтур схватил веточку и принялся увлечённо выводить букву «а» на золе, подальше от огня.
— Эта, эта! — радостно закричал Унун. — Твоя делает рисунки смысла.
Он тоже взял в руки ветку и принялся писать по золе.
— У тебя здорово получается!
Сородичи грюнта заволновались. Они замахали руками, заговорили на совсем уж непонятном наречии. Унун повернулся к ним и что-то стал объяснять. «Буквы, буквы», слышалось в разговоре грюнтов.
Принц Корфул, улыбаясь, посмотрел на Энтура.
— Значит, ты умеешь читать и писать?
— Ага. Дед меня выучил грамоте. А Кронурр учит рисовать.
— Тебя, должно, быть все любят, — сказала принцесса.
— Не знаю…
Энтур залился краской.
— Ты ведь не один внук у Ходера? — поинтересовался принц.
— Нет, не один. Только я самый старший из внуков. У Кронурра сын — мой младший кузен и у тёти Инуи сынишка, но тот совсем маленький. А так у деда одни внучки. У Ходера Младшего четверо, у Рейгона три девчонки…
— Ну и богач твой дедушка, — засмеялась принцесса. — Они, наверное, все красивые?
— Кто? Кузины? Не знаю. Некоторые вредные, некоторые ничего.
— А драться тебя кто учил? — спросил принц.
— Сначала мать, потом все понемногу.
— Удивительная женщина — твоя мать.
Энтур пристально посмотрел на принца и, будто собравшись с духом, спросил:
— А тот человек на холме, которого убили… он что, мой отец?
Принц Корфул весь напрягся. Лицо его стало каменным, а взгляд словно остекленел. Принцесса крепче прижалась к любимому.
— Его звали рыцарь Орс Молчун. Доблестный Орс Озенгорнский. Он был моим наставником, десять лет учил меня рыцарскому искусству.
Корфул помолчал. Потом посмотрел на юношу, и взгляд его смягчился.
— Не знаю, был ли он твоим отцом, он никогда не рассказывал о себе. Его не зря прозвали Молчуном. Он говорил просто, коротко и только по делу. Но твоя мать знала его. Если он твой отец, ты можешь гордиться: в твоих жилах течёт кровь самого благородного и доблестного рыцаря из тех, кого я знал. Мне он был вторым отцом.
Вокруг костра воцарилось молчание. Даже грюнты, почувствовав, видимо, что разговор у людей идёт о чём-то печальном, затихли.
— Мать тоже мне ничего не рассказывала. Я знаю, что она в молодости жила в Оймене, а потом вернулась, а потом родился я.
— Орс спас Филиппа. Там, на холме, нам пришлось жарко. Если бы не вы с матерью, нам бы не устоять.
— Я совсем ничего не знаю, — сказала принцесса Аделина и уткнулась в плечо принца.
— Я всё тебе расскажу, только потом. Ладно?
— Конечно.
Грюнты вдруг вскочили на ноги и крепко сжали в руках секиры.
— Кто-то делает идти! — встревожено прошептал Унун.
Принц и Энтур выхватили мечи, а Аделина вложила стрелу в арбалет.
— Такая бдительность похвальна.
В круге света появился отшельник, а вслед за ним и Витольд. Принцесса положила арбалет и подбежала к хранителю.
— Витольд! Ты цел!
Она сияющим взглядом смотрела на него.
— Как же я рада тебя видеть!
Витольд смеялся, не в силах скрыть радости.
— А уж я-то как рад, ваше высочество!
Принц Корфул положил руку на плечо хранителя.
— Надеюсь, всё хорошо.
— Я ужасно рад, что вы все целы. А что с бароном Квалдуром?
Принц развёл руками.
— Несчастный случай.
К хранителю подошёл Унун и дёрнул его за рукав.
— Твоя делает узнавать мою?
— О достойный сын умелых грюнтов! — обрадовался Витольд. — Моя делает переживать большая радость, что твоя быть тут! Моя делает благодарить твою за помощь! Твоя быть очень смелая и умная!
Казалось, грюнт лопнет от гордости. Он задрал нос, насколько это было возможно, повернулся к собратьям и стал им что-то объяснять. Те приосанились и с благодарностью воззрились на Витольда.
— Моя сделала поверить твоей, — сказал Унун, — и твоя не сделала обмануть мою.
Витольд покачал головой.
— Не уверен, мой храбрый друг.
— Моя делала помогать твоей мно-ого. Твоя делает помнить, что делала обещать?
— Помнить-то моя делает, да только…
Витольд посмотрел на отшельника, и тот, улыбнувшись, кивнул.
— Вот что, — сказал хранитель грюнту, — это человек, который делает знать, где большая колдун есть. Он сделает помогать вашей.
Отшельник рассмеялся и уселся у костра. Вслед за ним уселись и остальные.
— А что с Эслимом? — спросил принц Корфул довольно сурово.
Витольд пожал плечами.
— У каждого своя стезя, — вместо сына проговорил отшельник. — У него был выбор, и он выбрал Даркулон. Наступит день, когда он проклянёт этот выбор. Но нужно, чтобы он прошёл свой путь до конца, как прошёл его барон Квалдур.
Отшельник подбросил в костёр хворосту.
— Скоро утро. Вам нужно будет возвращаться.
Он поднял голову и посмотрел вдаль.
— Взгляните на запад.
Все устремили взгляд туда, куда смотрел отшельник. Там время от времени тускло вспыхивали дальние зарницы.
— Гроза где-то, — сказал Энтур.
— Гроза над Баргорелем, — поправил отшельник.
— Ну да, — подтвердил Витольд, — там же Баргорель.
— Отец! — воскликнула принцесса и вскочила на ноги.
— Да, — будто отвечая ей, проговорил Ольд, — ему сейчас несладко.
— Так это вовсе не гроза? Это сельвены?..
Отшельник покачал головой.
— Хотелось бы мне, чтобы это была очистительная буря.
Он посмотрел на принцессу.
— Садись, дочка, это слишком далеко. Вам предстоит утомительный обратный путь, так что нужно набраться сил. Спите. На заре мы простимся.
Принцесса села, и все стали устраиваться на ночлег. Минут через пять все, кроме Витольда и отшельника, спали.
— Отец, — несколько напряжённо произнёс хранитель; он ещё не привык произносить это слово. — Отец, почему все слушаются твоего голоса, а я нет?
Отшельник Ольд улыбнулся.
— Потому что ты уже вырос.
— Что же, я взрослее их всех?
— В каком-то смысле, да. Сын, ты теперь всё знаешь. Уже нет нужды, чтобы тебя кто-нибудь чему-нибудь учил.