— Я ничего не выдумываю, — шепчу я, мой голос срывается. Что-то в этом звуке, кажется, действует ему на нервы. Он отталкивается от стойки и отходит от меня, отхлёбывая молоко, а затем швыряет стеклянную бутылку в стену. Я подпрыгиваю, когда осколки разлетаются во все стороны.
— Позвони Натану, — рычит Рейнджер, оглядываясь на меня через плечо. Его глаза сверкают от гнева. Я вижу их, залитых светом из холодильника. — Позвони своему отцу.
— Ты мне веришь? — мне удаётся выдавить из себя, и он отворачивается от меня.
— Убери стекло, когда закончишь, — это всё, что он произносит, направляясь в общую зону и включая телевизор на какое-то старое чёрно-белое шоу. Громкость в основном приглушена, но я чувствую себя в большей безопасности, зная, что он там. Насколько это запутанно? Парень просто разбил бутылку, а потом приказал мне её убрать, и я чувствую себя в большей безопасности, когда он рядом?
Что, чёрт возьми, происходит с моей жизнью прямо сейчас?
Глубоко вздохнув, я набираю номер Натана, охранника, и готовлюсь перебудить всю школу.
Глава 12
На следующий день я едва могу держать глаза открытыми. Прошлой ночью папа поднял на ноги весь кампус, вызвал полицию и допрашивал меня до чёртиков. Часть меня задаётся вопросом, не думает ли он, что я полное трепло.
— Спасибо, что разбудил нас всех прошлой ночью, Карсон, — ухмыляется какой-то блондин, проходя мимо, дует в кончик соломинки и стреляет бумажной оберткой прямо мне в лицо. Придурок. Но я слишком устала, чтобы возиться с ним. Кроме того, у меня уже сидит Студенческий совет на хвосте. Последнее, что мне сейчас нужно сделать — это получить немного агрессии от кого-либо ещё.
Мой взгляд скользит к ним, сидящим за столиком в углу. Близнецы буквально стоят на нём, разыгрывая какое-то дурацкое представление, от которого зал взрывается смехом. Я не обращаю на них особого внимания, переводя взгляд на Рейнджера.
Он смотрит прямо на меня, поэтому я отворачиваюсь и пытаюсь вздремнуть за столом в кафетерии. Мы под замком до тех пор, пока полиция не даст добро, так что я вынуждена есть здесь вместе со всеми остальными.
Это настоящий ад.
После школы папа провожает меня обратно в дом, и я обнаруживаю, что меня ведут в одну из спален наверху.
— Ты останешься здесь до конца года, — говорит он мне, и я изумлённо смотрю на него. Это, пожалуй, последнее, чего я хотела. Не поймите меня неправильно: жить в общежитии, полном придурковатых парней, по сути, кошмар, но жить с папой ещё хуже. Поверьте мне: я занимаюсь этим уже почти семнадцать лет, и мне нравится иметь своё собственное пространство.
— Почему? — огрызаюсь я, но он просто смотрит на меня таким взглядом, его тёмно-синие глаза совсем не похожи на мои бледные. Если бы он не потребовал от мамы пройти тест на отцовство после моего рождения, я бы задалась вопросом, была ли я вообще его биологическим ребёнком. Мы чертовски разные в личностном плане. — Больше никто не должен переезжать к своему отцу.
— Больше ни за кем не гнался мужчина с ножом, — сухо отвечает папа, и моя челюсть чуть не отваливается от пола, когда я смотрю на него, разинув рот.
— Ты мне не веришь, не так ли? — шепчу я, и он бросает на меня взгляд сквозь стекло своей Кока-колы.
— Я полагаю, ты думаешь, что за тобой кто-то гнался, — говорит он с глубоким вздохом, его большая бочкообразная грудь поднимается и опускается в такт движению. — Но если ты думаешь, что это поможет тебе купить билет в один конец обратно в Калифорнию, тогда…
— Я вообще просила разрешения вернуться в Калифорнию со вчерашнего вечера?! — кричу, потому что, хотя я и думала воспользоваться этой ситуацией, чтобы добиться своего, но пока этого не сделала. Что-то… сдерживает меня.
Дженика Вудрафф.
По какой-то странной причине я не могу выбросить из головы её улыбающееся лицо. Или хмурый взгляд её брата. Или… что бы там ни было.
— Шарлотта, я закончил этот разговор. Я попросил кое-кого из парней перевезти твои вещи на эти выходные. А пока ты можешь спать на гостевой кровати. В ящике стола есть запасная форма.
Папа уходит прежде, чем я успеваю придумать подходящий ответ, и опускаюсь на край застелённой покрывалом кровати. Достав из кармана телефон, звоню Монике по видеосвязи и молюсь, чтобы она мне ответила.
Вместо этого, вот что я получаю по смс:
«Почему ты всегда звонишь, девочка?! ЛОЛ, напиши мне, и я отвечу позже. Сейчас занята».
Моё сердце замирает, и уголки губ опускаются. Переписываться — это не то же самое, что видеть её лицо или лицо Коди, не то же самое, что видеть пляж на заднем плане или слышать их голоса. Я не хочу переписываться. Я хочу поговорить с глазу на глаз.
Следующим я отправляю сообщение Коди, но всё, что получаю: «Извини, не могу сейчас говорить, люблю тебя, детка».
Застонав, я падаю обратно на кровать и смотрю в потолок. Завтра официально начинаются осенние каникулы, и я снова смогу поговорить с папой. Он ни за что не захочет сидеть с моей надутой задницей целую неделю.
Ни за что на свете.
Через три дня после начала каникул мне становится очевидно, что Арчи и близко не собирается отпускать меня обратно в Калифорнию. Однако мне удаётся уговорить его отдать ключи от машины, чтобы я могла съездить в город.
Прежде чем уйти, я пользуюсь преимуществом пустого кампуса и отбрасываю свой мальчишеский образ в сторону, хватая спортивную сумку из шкафа на первом этаже, которую спрятала там в день нашего переезда. В нём много моих девчачьих штучек.
— О, как я скучала по вам, — шепчу я, надевая контактные линзы и улыбаясь своему отражению в зеркале. Следующим идёт утюжок, и я ухаживаю за этими дурацкими кудряшками, делая себе гладкую, резкую причёску, которая убирает волосы с моего лица.
Как только я крашу себе смоки айз, ярко-красные губы и накладные ресницы, то чувствую себя больше похожей на саму себя. Я бы точно не сказала, что я была гламурной, но дома моё лицо всегда было на высоте. Поджав губы, я посылаю себе воздушный поцелуй перед зеркалом, обливаюсь спреем для тела и надеваю обтягивающее красное платье и туфли на каблуках — то, что я надела бы на вечеринку в колледже.
На самом деле всё, что я делаю — это еду в город, чтобы заглянуть в книжный магазин, кафе и несколько бутиков. Там больше ничего нет, кроме какого-нибудь маленького фермерского магазинчика, где продаются и тракторы, и пироги, и какого-нибудь знаменитого фуд-трака, где продаются горячие роллы с лобстерами.
Так скучно.
Я ненавижу Коннектикут. Я едва могу определить его на карте.
Вздохнув, я встаю из-за туалетного столика и замираю, слушая, как шаги папы удаляются по коридору в его комнату. Он уже отдал мне ключи, но, когда я попросила их, на мне были джинсы и простая футболка. Если он увидит меня такой… это будет нехорошо.
Как только у меня появляется возможность, я выскальзываю и практически бегу к машине, запираюсь и чувствую, как у меня перехватывает дыхание. Теперь у меня с собой перцовый баллончик и электрошокер. Папа ненавидит оружие, но я бы хотела, чтобы у меня сейчас был какой-нибудь крошечный пистолет для сумочки.
Дорога в город извилистая и узкая, пролегающая сквозь засохшие зимой деревья. На то, чтобы добраться до цивилизации, уходит больше часа, и я чувствую, как тяжесть спадает с моих плеч, когда паркуюсь перед салоном и ставлю машину на ручник.
Это то, что мне было нужно, отдохнуть от кампуса Академии Адамсона, от всех его удушающих секретов и деспотичного студенческого совета.