Повитуха мягко уложила женщину обратно.
— Пусть идет, детонька. Отпусти его. Все позади. Теперь тебе надо отдохнуть. Ты прошла свое испытание.
Следующие два дня Кавита провела на полу хижины, свернувшись калачиком на соломенном коврике. Она не решалась спросить, что сделали с ее дочкой. Утопили, задушили или просто оставили умирать от голода? В конце концов маленькое тельце сожгли, и уже ничто не напоминало о том, что малышка когда-то появилась на свет. Как и многие другие новорожденные девочки, первый ребенок Кавиты ушел в землю задолго до срока.
В те дни никто не навещал Кавиту, кроме повитухи. Она приходила дважды в день и приносила своей подопечной еду и чистые подкладные тряпки. Кавита выплакала все глаза от горя. Ей казалось, что в них не осталось ни слезинки. Но ее страдания стали еще невыносимее, когда спустя несколько дней после родов у нее появилось грудное молоко, ставшее горьким напоминанием об утрате. А еще через месяц стали выпадать волосы. С той поры всякий раз, когда она видела на улице ребенка, ее сердце замирало от боли.
Когда же Кавита вернулась домой, никто ей не посочувствовал. Она не услышала слов поддержки от родных, и соседи не подходили к ней с утешительными рукопожатиями. Родственники Джасу встретили ее презрительными взглядами и непрошеными советами, как в следующий раз зачать мальчика. Кавита давно свыклась с тем, что почти не управляет собственной жизнью. Девушку отдали замуж за Джасу, когда ей было восемнадцать, и она сразу же погрузилась в круговорот ежедневных хлопот: носила воду, стирала одежду и готовила еду. Весь день Кавита выполняла то, что требовал от нее муж. А когда они ночью ложились в постель, она снова должна была подчиняться его воле.
Но после расправы над ее первенцем Кавита стала вести себя смелее, пусть и самую малость. Негодуя на мужа, она добавляла побольше красного перца в его порцию и с затаенным удовлетворением наблюдала, как он на протяжении всего ужина трет лоб и вытирает нос. Когда Джасу приходил к ней ночью, она иногда отказывала ему, ссылаясь на женские дни. Каждый такой маленький бунт придавал ей уверенности в себе. И когда Кавита поняла, что снова беременна, то твердо решила, что на этот раз все будет иначе.
2
ЧИСТО
Сан-Франциско, Калифорния, 1984 год
Сомер
Сомер выпускает из рук медицинский журнал и хватается за живот. С трудом поднявшись с дивана, она плетется в ванную, держась за стены в длинном коридоре их квартиры, отделанной в викторианском стиле. Несмотря на острую боль, буквально сгибающую ее пополам, перед тем как сесть на унитаз, она поднимает платье и… видит алую струйку крови, стекающую по бледной коже бедра.
— Нет! О господи, пожалуйста, не надо!
Ее мольба тиха, но касается самого важного. Однако рядом нет никого, кто мог бы ее услышать. Сомер сдвигает ноги и задерживает дыхание. Надо посидеть как можно спокойнее, может быть, кровотечение остановится. Но нет. Сомер закрывает лицо руками, и слезы струятся между пальцами. Она смотрит, как кровь окрашивает воду в унитазе в красный цвет. Ее плечи содрогаются от всхлипываний, которые становятся все громче и протяжнее, пока она не начинает биться в рыданиях. Когда спазмы немного отпускают, ей удается позвонить Кришнану.
Вернувшись домой, он застает Сомер скорченной на их огромной кровати с пологом. Между ног у нее зажато полотенце некогда роскошного цвета французской ванили. Это полотенце подарили им на свадьбу пять лет назад. Они вместе выбрали этот оттенок. Не просто белый, как в больнице, и не скучный бежевый, а элегантный сливочный. Теперь оно насквозь пропитано кровью.
Крис садится на край кровати и кладет руку ей на плечо.
— Это точно? — мягко спрашивает он.
Она кивает.
— Все, как в прошлый раз. Схватки, кровотечение… — Сомер снова заливается слезами. — В этот раз больше крови. Наверное, потому, что я дольше его проносила…
Крис подает ей салфетку.
— Ладно, милая. Я позвоню доктору Хэйворту и спрошу, сможет ли он принять нас. Тебе что-нибудь нужно?
Он поправляет плед, укрывая ей плечи. Сомер качает головой и перекатывается на другую половину кровати, отвернувшись от Кришнана, который ведет себя скорее как врач, а не как муж, чья поддержка ей так необходима. Сомер закрывает глаза и трогает низ живота, как она делала бессчетное количество раз за день. Но сейчас жест, который обычно успокаивал ее, кажется наказанием.