В кабинете повисла тишина. Невесомая, чуть шевелящая студенистым телом, будто медуза на мелководье.
Свежий ветерок трепал белую шторку на полуоткрытом окне. Солнечный луч падал на висящую над столом картину в тонкой блестящей рамке. На белом фоне ввинчивалась внутрь самой себя черная линия крепко закрученной спирали.
«Ну, и славно! Хорошо то, что хорошо кончается! Похоже, по моей линии тут ничего нет», – подумал майор, а вслух произнес:
– Может быть, просто хулиганы? Или мелкие воришки? Как думаете?
Генеральный директор и начальник службы безопасности «Топологии» не отвечали. Смотрели в полированную крышку стола, на картинку с черной змееподобной спиралью, на бежевую стену, в окно.
Только – не на Ефима.
Майор не то, чтобы насторожился, но что-то почувствовал.
– Понимаешь, Ефим Алексеевич, – наконец, произнес Лисоверт, нехотя разомкнув сухие губы, – понимаешь…
Волчьи уши Ефима помимо его воли, встали торчком. Он посмотрел в глаза генеральному директору.
Тот почему-то не продолжал начатую фразу.
– Да? – подтолкнул его Ефим.
– Похоже, это не к нам лезли, а от нас… – выдохнул Илья Сергеевич.
Мимикьянов потер лоб:
– Это как?
Стул под Лешей Грибковым заскрипел, будто от боли.
– Осколки стекла лежали под окном снаружи, на асфальте… – ответил начальник службы безопасности. – На подоконнике зафиксированы следы обуви двух человек, четыре отпечатка, все – носками наружу…
Майор задумался.
– Ну, это еще ни о чем не говорит, – секунд через десять произнес он, – следы оставили не когда внутрь лезли, а, когда наружу выбирались… А осколкам внутрь упасть решетка помешала…
– Там рядом с окном клумба… На ней тоже следы отпечатались. Все – от здания. К зданию – ни одного. Что же они, когда к окну подбирались, по воздуху что ли над ней пролетели, а?
– Допустим, по отмостке здания, что вдоль стены идет… – не сдавался майор.
– На отмостке слева – глина после ремонта размазана, на ней – никаких следов.
– А в другую сторону? – спросил майор.
– А с другой стороны на отмостке строительный трап лежит, с перилами, не перескочишь, – ответил Грибков.
В комнате снова повисла тишина.
Только теперь внутри нее чудился какой-то, почти не воспринимаемый ухом, но неприятный звук. Будто где-то вдали ударили тупой кувалдой по ржавой рельсе. Или, неизвестно почему, грубо рванули басовую струну на скрипке.
– Ну, и что вы думаете? – насупившись, спросил майор. – Это ваши, что ли, на ночь в коридоре затаились, а потом окно разбили? Им-то это зачем? Может быть, вынесли что-то? Пропало что-нибудь? Вы проверяли?
– Непонятно! – развел руками Илья Сергеевич, – Ничего не пропало… Ни из оборудования, ни из продукции… Мы все проверили… Да, в этой части здания ничего особенного-то и нет. Никакого производства. Канцелярия. Архивные помещения, и все. Чего там выносить?
– В режимные помещения проникнуть даже не пытались… Печати не нарушены, замки никто открывать не пробовал… – подал голос Грибков.
Ефим потрогал зачесавшееся веко.
– Странно… – сухо произнес он.
Настроение у майора пошло вниз.
Хотя ничего особенно плохого в подведомственной ему организации, как будто, и не произошло.
Но Ефим знал: хуже самых плохих событий – события непонятные.
Вот уж хуже их, действительно, ничего быть не может.
А то, что произошло в научно-производственном объединении «Топология», представлялось ему совершенно непонятным.
5. Предупреждение капитана Кокина
Ефим и Леша Грибков стояли перед главным входом.
Осмотр места происшествия ничего нового не дал. Да и дать не мог. После осмотра милицией, окно и коридор привели в порядок. Осколки убрали, целое стекло вставили, новый замок на решетку повесили, следы правонарушителей добросовестно отмыла уборщица.
Будто ночью здесь и не происходило ничего.
– Слушай, Ефим, пойдем в Дом ученых, пообедаем? – остановившись у дверей приемной, сказал Леша. – Знаешь, какая там отличная ушица из стерлядки! И не так, чтобы уж особенно дорого… Как?
– Хорошая мысль, – кивнул майор.
Он рассчитывал еще час-полтора побыть в научном городке. Потом домой минут сорок добираться. Почему же не пообедать?
Стоя на крыльце, они с наслаждением втягивали в себя медовый августовский воздух.
Стены домов посверкивали, словно бы не чешуйками впресованной в бетон слюды, а крупинками сахара, что вытопило из них за лето жаркое сибирское солнце. Тихо и спокойно было вокруг.