— Чего? Какую цацку, ты в своем уме, Дед?
— Мою цацку! Сам знаешь, какую! А ну выворачивай карманы, показывай!
— С ума сошел? Пьяный черт! С утра глаза залил или с ночи не проспался? Иди к себе. Эй! Что ты меня хватаешь? Пошел вон!
Лео и падре Кресенте с удивлением наблюдали, как явно не проспавшийся Дедуля, бросив метлу, пытается схватить отступающего за колонну физкультурника.
— Падре, скажите ему, чтоб шел к себе! Дедуля, отвали, пока я тебе не вмазал, чего ты пристал? Руки убери!
— Конрад, — окликнул истопника падре Кресенте, — что вы хотите от Рональда? Объясните нам.
— Пусть вернет, что украл! — Дедуля возмущенно тыкал пальцем в физкультурника. — Вор, гаденыш, обокрал спящего!
— Да тебе приснилось, — догадался физкультурник, — ему приснилось, падре, с пьяных глаз. Что у него красть? У него в каморке старье да мусор, дверь не закрывается. Кто угодно мог с улицы зайти. Почему я?
— Ты! Ты его видел, и ты забрал! Сам мне подливал, с-с-собака!
— Я вообще не пью, особенно с такими, как ты! Убери руки, пьянь!
Падре Кресенте покачал головой.
— Конрад, вы и правда… не совсем трезвы. Постарайтесь выспаться, прийти в себя и высказать свои претензии Рональду в более приемлемой форме. Если вы к тому времени о них вспомните.
— Ты думаешь, я вру? Думаешь, я заливаю, да? Падре! Я не вру! Этот сукин сын спер мою цацку!
— О, падре, смотрите, — сказал Лео, — смотрите, это, кажется, Маттео Маллан.
За воротами стояли трое, и сторож, выбравшись из будки, отпирал им калитку.
На площадку перед крыльцом шагнул высокий сутулый мужчина в кургузом плаще, он волок за локоть подростка в синей школьной куртке. Тот не сопротивлялся, но брел понурившись. Следом за ними шла женщина — не старая еще и когда-то, наверное, красивая, но заморенная и словно бы выцветшая. В руке она комкала платочек и то и дело промокала глаза.
Падре Кресенте двинулся им навстречу.
— Господин Маллан, госпожа Маллан, приветствую вас. Спасибо за содействие и высокую гражданскую ответственность! Господин Фоули, и я, и вся администрация — мы все благодарим вас за быстрое, без проволочек, возвращение Маттео в стены школы. — Он шагнул мимо мужчины с мальчиком прямо к женщине, которая запнулась и остановилась, беспомощно покачиваясь и моргая сквозь слезы. — Госпожа Маллан, очень сочувствую! Знаю, что это было нелегко. Скрепите сердце, через два года ваш мальчик — уже юноша — вернется к вам.
— Ох, падре, каждый день молюсь об этом, — всхлипнула женщина, — и чтобы обошла нас угроза эта ужасная, и чтобы артефакт-то надзорский не ошибся бы!
— Дистингер не ошибся еще ни разу, госпожа Маллан. Дефиниции — это величайшее испытание нашему смирению, но каждый из нас должен пройти их. А юные обязаны пережить два года суровых перед испытанием. Будем помогать друг другу и поддерживать. Господин Маллан, — он обратился к мужчине, — принимаю из ваших рук вашего сына Маттео и еще раз благодарю за добросовестное выполнение гражданского долга и за оказанное школе сотрудничество.
Мужчина одной рукой стащил кепку, смял ее и прижал к груди, а другой подтолкнул сына к священнику.
— Вот, падре… вертаем, значит. Заблудшего.
Падре ласково улыбнулся и протянул подростку обе руки. Маттео, не поднимая головы, пошаркал к нему.
Лео глядел на родителей и не знал, что чувствует — то ли жалость, то ли неловкость, почти отвращение. Эти двое с коровьим послушанием привели обратно на скотный двор своего теленочка и теперь надеются на лучшее. Авось бог милует, и чадо никак не проколется за два года и пройдет эти распроклятые Дефиниции.
Впрочем, в падре есть что-то такое, что заставляет надеяться на лучшее, этого у него не отнять. Ну, на то он и священник.
— Что, Маттео, — говорил тем временем падре Кресенте, — тяжело в интернате? Всем несладко, дружок, зато после Дефиниций к тебе никто не подкопается: ни Надзор, ни Инквизиция.
— Я… я не малефик! — выдавил младший Маллан.
— Не сомневаюсь. Однако надо доказать это государству. Мы все это доказывали, Маттео. И я, и папа, и мама. И господин Фоули. И даже господин Дюбо.
— Вас на два года не запирали. Вы просто Дефиниции прошли, и все!
— Вот и жаль, что не запирали. Если бы запирали и следили бы за молодежью — меньше жертв было бы на этой войне. Пошли к директору. Только прими раскаявшийся вид и не препирайся с ним. Глядишь, и в холодную не посадят. До свидания, госпожа Маллан, всего доброго, господин Маллан. Еще раз благодарю.