В 1949 году Комиссия занялась делом Джо Вайнберга, физика из радиационной лаборатории Беркли. Доказательства, собранные ФБР против него, были основательными (Вайнберга уличили в разглашении атомных секретов), но представляли собой записи, сделанные жучком в доме Стива Нельсона, а в суде такие доказательства не принимались. В 1949 году была предпринята попытка выбить признание. Для этого Нельсона и Вайнберга вызвали на слушание в Комиссию по расследованию антиамериканской деятельности, где им устроили очную ставку. Но Вайнберг утверждал, что никогда ранее не встречался с Нельсоном.
Отлично зная, что Вайнберг лжесвидетельствует, юристы Комиссии, чтобы докопаться до истины, направили повестки в суд Ломаницу, Фридману и Бому. ФБР постоянно преследовало Ломаница по всей стране: его с позором гнали со всех мест работы, когда ФБР сообщало работодателю о его коммунистическом прошлом. Бом, напротив, занимал академический пост в Принстонском университете и начинал многообещающую карьеру в теоретической физике.
Эйнштейн посоветовал Бому не давать никаких показаний, предположив, что коллега может «на какое-то время сесть». Иными словами, наказанием за столь долгое молчание мог быть небольшой тюремный срок. Ломаниц и Бом пересеклись в Принстоне, чтобы обсудить предстоящие слушания. На улице они встретили Оппенгеймера и объяснили, что случилось. «О Господи, — воскликнул Оппенгеймер. — Все пропало. В Комиссии есть агент ФБР». Оппенгеймеру также пришла повестка с вызовом в суд, и он знал, что один из членов Комиссии был агентом ФБР, работавшим в радиационной лаборатории в годы войны.
Бом решил дать показания. Когда 25 мая 1949 года его спросили, состоит ли он по-прежнему в комсомоле, он отвечать отказался, сославшись на свободу собраний и объединений в соответствии с Первой поправкой к Конституции. Когда его спросили, знает ли он Стива Нельсона, он вновь не ответил, воспользовавшись правом на отказ от самообвинения в соответствии с Пятой поправкой. На вопрос, состоял ли он когда-либо в политической партии или ассоциации, он заявил: «Могу с определенностью сказать, что голосовал за демократов».
И на этом слушании, и на следующем, состоявшемся 10 июня, Бом отказался назвать имена, интересовавшие следствие. Принстонский университет поддержал его и назвал «истинным американцем».
Оппенгеймер давал показания 7 июня, мастерски обходя неудобные вопросы. Говоря о «деле Шевалье», он дал ту версию событий, которую высказывал в ФБР в сентябре 1946 года. Его не просили восстанавливать ту «неправдоподобную историю», которую он поведал Пашу и Джонсону в Беркли тремя годами ранее.
В 1947 году осудили брата Оппенгеймера Франка. Заголовок в Times Herald гласил: «Брат американского ученого-атомщика, работавший над атомной бомбой, оказался коммунистом». На вопрос о членстве брата в Коммунистической партии, заданный в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, Оппенгеймер ответил: «Если вы спрашиваете, то я отвечу, но прошу вас — не задавайте мне таких вопросов». Оппенгеймер, прославляемый как «отец атомной бомбы», еще не стал мишенью. Комиссия сняла этот вопрос.
После того как Оппенгеймер закончил давать показания, один из членов Комиссии, конгрессмен Ричард М. Никсон высказал свое мнение: «Думаю, он оказал на всех нас огромное впечатление и мы должны быть счастливы, что он занимал в нашей программе высокое место».
Но события следующего года подняли антикоммунистические настроения на беспрецедентный уровень. Ранее, в августе 1948 года, Уитакер Чемберс, бывший агент ГРУ и член редколлегии журнала Time, давая показания в Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, назвал имена высокопоставленных коммунистов в администрации Трумэна-Олджера Хисса из Государственного департамента и Гарри Декстера Уайта из Министерства финансов[204]. Позже Хисса уличили в двух случаях лжесвидетельства в январе 1950 года и он получил два одновременно отбываемых пятилетних срока. На тот момент «красный кошмар» уже разрастался и демократическая администрация Трумэна подвергалась критике, в частности за недостаточную надежность и явную беспечность. Даже после осуждения Хисса Трумэн говорил о подозрениях, что в Белом доме есть советские шпионы, используя их как отвлекающий маневр.
204
Документы, расшифрованные в рамках проекта «Венона», позволяют предположить, что и Хисс, и Уайт были шпионами, но доказательства против Хисса менее обоснованны.