Позже в тот же вечер на перекрестном допросе Гордон Грей, руководитель Совета по обеспечению благонадежности персонала, спросил Теллера, навредит ли американской обороне и безопасности предоставление Оппенгеймеру доступа к секретным данным. Теллер вынес свой вердикт:
Я считаю, что это скорее вопрос доверия. Но нет никаких оснований полагать, что характер доктора Оппенгеймера не позволяет ему сознательно и добровольно совершать действия, опасные для страны. Поскольку ваш вопрос направлен на то, чтобы прояснить его намерения, то я бы сказал, что не вижу никаких причин отказывать в благонадежности. Если же поставить вопрос о дальновидности и целесообразности такого решения, то, судя по делам Оппенгеймера с 1945 года и до сих пор, я считаю, что разумнее отказать ему в благонадежности.
В этом и состоял камень преткновения. Оппенгеймеру суждено было понести наказание за свое упорное несогласие подчиниться политическому давлению и за отказ одобрить разработку оружия, по его мнению, совершенно ненужного и технически нереализуемого. Выходя из зала заседаний, Теллер подошел к Оппенгеймеру и протянул ему руку: «Сожалею». Оппенгеймер пожал руку и ответил: «После того что вы сказали, не понимаю — о чем».
Совет по обеспечению благонадежности персонала с двукратным перевесом проголосовал за отказ Оппенгеймеру в доступе к информации. Соответствующий вердикт вынесли 23 мая. Оппенгеймер не нарушал никаких законов или предписаний, но с точки зрения законов «атомного» времени он был виновен в недальновидности и в «поведении… достаточно сомнительном, чтобы вызвать подозрения».
Оппенгеймеру отказали в благонадежности всего за день до официального истечения очередного срока доступа к документам. Пережитое разбирательство как будто состарило его на несколько лет. С Оппенгеймером как с влиятельным апологетом рассудительного подхода к атомной политике и международного контроля над вооружениями было покончено.
Если это была и победа над Оппенгеймером, то, несомненно, пиррова. В научных кругах Теллер стал изгоем. После процесса в октябре 1954 года Стросс попытался блокировать переназначение Оппенгеймера на пост главы Института перспективных исследований. Ему это не удалось. Когда в 1959 году Стросс попытался стать министром торговли в правительстве Эйзенхауэра, сенат с небольшим перевесом проголосовал против. На это решение повлияли обвинения в злоупотреблении полномочиями, которые Стросс допускал на посту руководителя Комиссии по атомной энергии.
Теодор Холл
В 1950 году в лондонском Олд-Бейли за передачу атомных секретов и нарушение Закона о государственных тайнах судили Фукса. Сначала Клаус думал, что его ждет смертная казнь. Но, несмотря на решение суда, который указал, что преступление Фукса «сложно отличить от государственной измены», судили его все же не за измену. Фукс получил максимальный срок по своей статье — 14 лет лишения свободы.
В декабре к 30 годам тюремного заключения приговорили Голда. 6 апреля 1951 года получил 15 лет Грингласс. Юлиуса и Этель Розенбергов также судили за шпионаж, а не за измену, тем не менее 5 апреля за преступление, которое суд охарактеризовал «хуже, чем убийство», им вынесли смертный приговор. Дело Розенбергов получило громкий международный резонанс, вызвало массовые протесты и пикеты. Надеясь приобрести статус мучеников, Розенберги отказались от признания и сотрудничества и оба умерли на электрическом стуле 19 июня 1953 года. Лэмфер, активно участвовавший в предоставлении улик по этому делу, испытывал смешанные чувства: «Я чувствовал не удовлетворение, а поражение. Я знал, что Розенберги виновны, но это не снижало моего чувства тяжелой вины за их смерть».
Так получилось, что Теодора Холла и его жену Джоан пригласили на обед как раз в тот день, когда казнили Розенбергов, и они проезжали на машине мимо нью-йоркской тюрьмы Синг-Синг. Холл также испытывал смешанные чувства. Уехав из Лос-Аламоса, он перебрался в Чикаго и некоторое время работал с Теллером. В 1946 году он познакомился с Джоан Краковер, и 25 июня 1947 года они поженились. Друг Холла Сакс, который одно время был его шпионским связным, также переехал в Чикаго. Джоан знала, что раньше оба молодых человека работали на СССР. Теодор и Джоан все больше увлекались политической деятельностью и в конце 1947 года вступили в коммунистическую партию США. Они полностью сознавали, какие последствия это может иметь для них в Америке, где набирала обороты холодная война. Кроме того, вступление в компартию означало, что Холлу придется прекратить свою тайную деятельность, так как скрыть свою принадлежность к коммунистам он бы не смог. Холл написал Саксу (он к тому времени тоже женился и жил в Нью-Йорке), что пришло время обрывать связи с советской шпионской сетью.