И, трепеща от пережитого тогда страха и радости, вспомнил он о чудище, которое отыскал в стылой, темной, высокой пещере на скользком склоне горы Альбано. Ему было тогда тринадцать лет; в тот же год он стал учеником у Верроккьо.
Леонардо повел свою «свиту» из друзей и молодых подмастерьев вниз по мощенной булыжником дороге, мимо голубятни на длинном шесте — к горстке домов, окруженных садами, сараями, крестьянскими хижинами, крытыми землей, и совершенно одинаковыми шелковицами, которые высаживал его дядя Франческо. «Лодырь» Франческо экспериментировал с шелкопрядением, что могло оказаться весьма выгодным: самой богатой и влиятельной во Флоренции была Арте делла Сета — гильдия шелкоделов.
— Эй, Леонардо! — окликнул его Франческо из двора большого чистого дома, что некогда принадлежал синьору Антонио.
У Франческо, как и у его братьев, волосы были темные, вьющиеся, поседевшие на висках и поредевшие на макушке. Лицо казалось напряженным — возможно, из-за опущенных уголков рта и крупного орлиного носа; глубокие морщины пролегли под глазами и по костистым щекам, придавая лицу властное выражение. Франческо заключил Леонардо в медвежьи объятия, едва не удушив его, и сказал:
— Поздравляю, племянничек, ты поставил этот дом вверх дном. Так хорошо я не проводил время с тех пор, как забавлялся с одной крестьяночкой, которая…
— Франческо! Довольно с нас твоего бычьего помета!
В дверях дома появилась жена Франческо Алессандра. Она славилась своими длинными золотистыми волосами.
— Почему бы не сказать попросту «дерьма», любовь моя?
— Потому что я, хоть и обречена жить с медведем, который только и делает, что ест, спит и…
— Срет, — подсказал Франческо.
— …испражняется, — договорила Алессандра, — я предпочитаю оставаться дамой.
Она поцеловала Леонардо и пригласила его с друзьями в дом.
— Твой отец вне себя от волнения, — сообщил Франческо.
— Я так и думал. — Леонардо вошел в зал. — Чудесно повидать тебя, дядя.
За этой просторной высокой комнатой было несколько спален, два камина, кухня с двориком и мастерские, где время от времени ночевали крестьяне, работавшие на нескольких хуторах да Винчи; выше был второй этаж с тремя комнатами и камином, а десятью ступенями ниже — подвал, куда Леонардо обычно прятал найденных им мертвых животных. Все было выскоблено до блеска; как же, должно быть, гонял и без того старательных Франческо и Алессандру отец Леонардо, чтобы подготовить дом к приезду Лоренцо и его свиты!
Эта комната была заново обставлена постелями, сундуками, скамьями и шкафом — чтобы разместить кое-кого из младших свитских. Лоренцо отец, без сомнения, отдаст собственную спальню.
— Покуда совсем не размяк, племянничек, поди-ка побеседуй с отцом, — предложил Франческо, скорчив гримасу.
Леонардо вздохнул, ощутив беспокойство, которое всегда появлялось у него в присутствии отца — словно Леонардо был его учеником, а не сыном.
Пьеро спустился навстречу Леонардо из своей комнаты наверху. На нем было магистерское одеяние, на голове шелковая шапочка без полей — словно он в любой миг ожидал приезда Лоренцо.
— Приветствую тебя, сын мой, — проговорил он, — и вас также, Сандро Боттичелли.
Сандро поклонился:
— Приветствую вас, синьор Пьеро.
Леонардо с отцом обнялись.
— Франческо, не будешь ли ты так добр устроить друзей моего сына? — спросил Пьеро и крепко взял Леонардо за локоть. — Могу я на несколько минут похитить тебя у товарищей?
— Конечно, отец, — вежливо отвечал Леонардо, позволяя вести себя наверх.
Они вошли в кабинет, где стояли длинный узкий стол для писцов, кресло хозяина и скамья с двумя восьмигранными подушками; пол был выложен в шахматном порядке черной и белой плиткой. На табурете у стола сидел писец и старательно, напоказ делал записи в большой, переплетенной в кожу книге. Хотя обстановка и выглядела строгой, на ней лежал отпечаток вкуса выскочки: Пьеро желал, чтобы его именовали не синьором, а мессером, и мечтал носить меч, что было прерогативой рыцаря.
— Не оставишь ли ты нас одних, Витторе? — сказал Пьеро писцу.
Юноша встал, поклонился и вышел.
— Отец? — произнес Леонардо, ожидая самого худшего.