— Не знаю, бранить тебя или поздравлять.
— Второе предпочтительней.
Пьеро улыбнулся.
— Андреа обрадовал меня: Великолепный пригласил тебя работать в его садах.
— Это правда.
— Я горжусь тобой.
— Спасибо, отец.
— Так что, как видишь, я был прав, заставляя тебя трудиться без отдыха.
Жаркая кровь прилила к лицу Леонардо.
— Ты хочешь сказать — забирая все, что я зарабатывал, так что я даже не мог набрать достаточно, чтобы заплатить вступительный взнос в гильдию художников?
— Эти деньги шли на поддержку семьи… твоей семьи.
— А теперь семья, вернее, ты лишаешься этой кормушки.
— Меня не заботят и никогда не заботили деньги, — сказал Пьеро. — Я старался лишь правильно воспитать тебя. Твой характер до сих пор беспокоит меня.
— Благодарю.
— Прости, но я твой отец, и в этом мой долг. — Он сделал паузу. — Едва ли ты можешь поступить лучше, чем избрать Лоренцо своим покровителем. Но ты никогда не был бы замечен, не предоставь я тебе возможности остаться у Андреа.
— Ты не оставил выбора ни мне, ни Андреа.
— Как бы там ни было, мастер Андреа позаботился о том, чтобы ты создал и завершил все, что он поручал тебе. И, по крайней мере, старался помешать тебе сбегать и устраивать гулянки со своими приятелями-дегенератами.
Леонардо не смог скрыть гнева:
— Значит, Сандро Боттичелли ты считаешь дегенератом?
Пьеро нетерпеливо мотнул головой.
— Сандро вполне приемлем. Но я видел, ты приволок в мой дом этого юнца Мильоретти. О нем ходят дурные толки; он ничем не лучше твоего дружка Онореволи, того, что прозвали Нери.
— А, так ты о тех, кто не входит в свиту Великолепного.
— Не дерзи!
— Извини, отец.
— Онореволи не друзья Медичи, они близки с Пацци. Послушай доброго совета: держись от них подальше. Помяни мое слово, Пацци плохо кончат.
— Да, отец, — угрюмо сказал Леонардо.
— Опять этот тон!
— Извини, если задел тебя.
— Ты не задел меня, ты… — Он запнулся, но договорил: — Ты поставил нашу семью в невозможное положение.
— О чем ты?
— О том, почему сюда прибывает Медичи.
— Ты не рад принимать у себя Первого Гражданина?
— Ты заключил с ним дурацкое пари и наверняка станешь всеобщим посмешищем. Наше имя…
— Ах да, конечно, наше имя — только это тебя и волнует! Но я не проиграю, отец. И тогда ты сможешь получить полной мерой от чести, которую я принесу нашему имени.
— Летать дано только птицам и насекомым!
— И тем, кто носит имя да Винчи.
Пьеро, однако, не унимался. Леонардо вздохнул.
— Отец, я постараюсь не разочаровать тебя.
Он почтительно поклонился и шагнул к двери.
— Леонардо! — прикрикнул отец, точно обращался к проказливому ребенку. — Я еще не дозволял тебе удалиться.
— Так я могу идти?
— Да, можешь, — сказал Пьеро, но, едва Леонардо двинулся к двери, снова позвал его.
— Да, отец? — Леонардо остановился у дверей.
— Я запрещаю тебе проводить этот… опыт.
— Прошу прощения, отец, но я уже не могу пойти на попятный.
— Я объясню его великолепию, что ты мой первенец.
— Спасибо, но…
— Я отвечаю за твою безопасность! — воскликнул Пьеро и добавил: — Я боюсь за тебя!
Помолчав, Леонардо спросил:
— Ты окажешь мне честь и посмотришь на мой полет? — Он рискнул улыбнуться. — В конце концов, это ведь да Винчи, а не Медичи или Пацци будет парить в небесах рядом с Господом.
— Полагаю, я должен соблюдать приличия.
Пьеро поднял брови, словно прикидывая свое место в будущих событиях. Затем взглянул на сына и грустно улыбнулся. И хотя Леонардо в который раз ощутил непреодолимую пропасть, разделявшую его с отцом, напряжение между ними развеялось.
— Ты можешь остаться здесь, — сказал Пьеро.
— У тебя едва хватит места, когда прибудут Лоренцо и его двор. А мне нужен покой, чтобы работать и готовиться к полету. Мы прекрасно устроимся у Ачаттабриги ди Пьеро делла Вакка.
— Когда ты едешь?
— Нам нужно отправляться тотчас. Дядя Франческо сказал, что проводит нас.
Пьеро кивнул:
— Передай мой горячий привет твоей матушке.
— Я буду счастлив сделать это.
— Тебе совсем не хочется взглянуть на нового братца? — спросил Пьеро так, словно эта мысль только сейчас пришла ему в голову.
— Конечно же, хочется, отец.
Пьеро взял сына за руку, и они пошли в спальню Маргериты.
Леонардо чувствовал, что отец дрожит.
И в эти несколько мгновений он действительно ощущал себя сыном своего отца.