— Он здесь?
Леонардо похолодел от страха: если Первому Гражданину закрыт доступ в эти личные покои, какое извинение найдет он, Леонардо, тому, что оказался здесь?
— Нет, мадонна, его слуга принес пакет. Мне не нужно было беспокоить вас?
— Нет, Лука, я тобой весьма довольна. А другой наш гость уже здесь?
— Да, мадонна.
Симонетта кивнула.
— Теперь оставь нас.
Она принялась читать записку, лежавшую в свертке.
— Мадонна, все ли в порядке? — тихо спросил Леонардо.
Он предпочел не допытываться, кто этот другой гость Симонетты. Воображение рисовало ему нетерпеливого и влюбленного Сандро, который дожидается ее в спальне.
— Да, конечно.
И Симонетта развернула сверток, в котором оказались три спаянных вместе золотых кольца, в которые были вставлены бриллианты — личный геральдический знак Лоренцо, символ силы и вечности.
— Они прекрасны, — сказал Леонардо.
— Да, — прошептала она. — Лоренцо всегда носил их на пальце. Его жена наверняка заметит их отсутствие.
— Боюсь, мадонна, ты подвергаешь Сандро нешуточной опасности.
— И тебя тоже, — сказала Симонетта.
— Этого я не имел в виду.
— Знаю, Леонардо, но ты прав. У Лоренцо везде свои глаза и уши, и, боюсь, чересчур много их направлено на этот дом. — Она тихо засмеялась. — Но я не смогу долго удерживать его на расстоянии — это невозможно, потому что, как пишет он в своей записке, он намерен завтра после обеда осадить мою крепость. По правде говоря, мне его недостает. Я люблю его превыше всех на свете. И скажу ему это, если только не умру прежде.
— Ты не умрешь! — упрямо сказал Леонардо.
— Это было бы чудом. — Симонетта искоса глянула на него и прибавила: — Не то чтобы я не верила в чудеса, ведь я сама сотворила одно для тебя.
— О чем ты говоришь? — спросил Леонардо, но Симонетта прижала палец к его губам.
— Чудо надлежит вкушать, а не пожирать, как голодный пожирает мясо. — Она придвинула свое лицо совсем близко к его лицу и спросила: — Чего ты жаждешь превыше всего в мире?
Леонардо залился румянцем.
— Джиневру, не так ли?
— Да, — прошептал Леонардо.
— Она здесь.
Глава 10
ПОКРОВЫ ДУШИ
Рожденные под одной звездой имеют такое свойство, что образ самого прекрасного среди них, входя через глаза в души прочих, согласуется абсолютно с неким существующим прежде образом, запечатленным в начале зачатия в небесный покров души, равно как и в саму душу.
Или не знаешь ты, что замыслы твои раскрыты?
— Я хочу увидеть ее немедленно!
— Вначале тебе нужно овладеть собой, — сказала Симонетта. — И узнать, что тебя ждет.
— Под каким предлогом ты устроила, чтобы она пришла сюда? Слуги с ней?
— Разумеется, — улыбнулась Симонетта, — сейчас они с ней, но скоро я отвлеку их, потому что Гаддиано, в отличие от некоторых придворных художников, предпочитает работать со своей моделью наедине.
— Гаддиано? — воскликнул Леонардо, знавший, что Гаддиано не кто иной, как сама Симонетта.
Она улыбнулась.
— Именно. Сам Лоренцо нанял этого художника написать портрет Джиневры в качестве свадебного подарка. А я предложила художнику свое жилище.
— А Лоренцо знает…
— Что Гаддиано — это я? — спросила Симонетта. — Нет. Но он хочет помочь тебе. Ему понравилась мысль обмануть Николини, потому что Великолепный терпеть его не может: этот старик из прихвостней Пацци.
— А Джиневра знает, кто ты такая?
— Никто не знает этого, кроме тебя, милый Леонардо.
— Что я должен делать, мадонна? — спросил Леонардо.
Он был возбужден и чувствовал себя бегуном, который никак не может отдышаться. Симонетта снисходительно улыбнулась ему.
— Я предпочла бы не наставлять тебя в делах такого деликатного свойства. — Она поднялась. — Но сейчас я войду в дом и уведу оттуда лакеев Николини — думаю, они только счастливы будут провести остаток дня в харчевне «Дурная стряпня». А когда они вернутся, Гаддиано во плоти будет писать портрет прекрасной Джиневры, а бедная Симонетта удалится, увы, в свои покои отдыхать. Но между тем Джиневра будет в полном твоем распоряжении.
— Я твой вечный должник, мадонна, — пробормотал Леонардо, не смея подойти к ней ближе.
— Что ж, тогда, если мне удастся прожить подольше, я, может быть, даже напомню в твоем долге и обращусь к тебе по какому-нибудь деликатному делу. — Симонетта шагнула к нему, погладила пальцами выцветающий синяк на скуле и, поцеловав Леонардо, прибавила: — Я сказала твоей прекрасной Джиневре, что вы с Гаддиано большие друзья и что он согласился писать эту картину вместе. Так что не тратьте все драгоценное время в объятиях друг друга. Ты должен будешь поработать над картиной, иначе слуги Николини могут что-то заподозрить.