Я полшил, что обещал Гайдэ повидать ее отца. Для побега нам были необходимы еда, оружие, лошадь для самой Гайдэ. Кто, как не ее семья, может снабдить нас всем этим? Я направился назад в деревню. Я не торопился — чем темнее небо, тем труднее будет меня заметить. Уже почти смеркалось, когда я достиг деревни и поехал по тропинке, безлюдной, как и раньше. На развалинах большой базилики сидел человек, который приветствовал меня вставанием; это был священник — тот самый, что убил тогда вампира у гостиницы; я подъехал к нему и спросил, как добраться до дома Горгиу. Священник выпучил на меня глаза и показал рукой. Я поблагодарил его, но он не проронил ни слова и тут же скрылся в тени. Я поехал дальше по тропе, деревня вокруг казалась абсолютно вымершей.
У дома Горгиу я увидел мужчину на скамейке. Это был Петро. Я с трудом узнал его, настолько озабоченным и измученным был его вид. Тем не менее, увидев меня, он поздоровался и поднял руку в знак приветствия.
— Мне надо увидеться с вашим отцом, — объяснил я, — он дома?
Петро прищурился и покачал головой.
— У меня для него новости, — сказал я, — послание, — я нагнулся в седле, — от его дочери, — прошептал я.
— Вам лучше зайти, — кивнул он наконец.
Он стоял, держа поводья моего коня, пока я спешивался, а потом проводил меня в дом. Он усадил меня возле двери, а старуха, по-видимому его мать, принесла нам вина. Тогда Петро попросил, чтобы я рассказал ему все, что мог.
Так я и сделал. Узнав, что Гайдэ до сих пор жива, Петро выпрямился и вздохнул с облегчением. Но когда я попросил его о помощи, цвет вновь исчез с его щек, мать же его, услышав мои слова, стала убеждать сына выполнить мою просьбу. Он на это лишь качал головой и жестами показывал свое отчаянное положение.
— Вам ли не знать, мой господин, — поведал он, — что дом наш теперь совершенно пуст.
Я поискал в своем плаще и извлек кошель с деньгами.
— Вот, — сказал я, кладя его Петро на колени. — Ступай куда угодно, будь нем как могила, но раздобудь нам снаряжение для побега. Иначе, боюсь, твоей сестре уже никто не поможет.
— Нам всем здесь никто уже не поможет, — сказал Петро простодушно.
— Что это значит?
Петро уставился себе в ноги.
— У меня был брат, — ответил он не сразу. — Мы с ним были клефти. Такого смельчака, каким он был, на земле не сыскать. Но люди паши и на него управу нашли, они казнили его.
— Да, — медленно кивнул я, — мне это рассказывали.
Петро не отрывал взгляда от земли.
— Мы не хотели смиряться, наш гнев лишь усилился. Наши нападения стали все более дерзкими. Отец объявил войну всем туркам. И я был с ним. — Петро бросил на меня взгляд и горько усмехнулся. — Вы и сами имели случай наблюдать наш промысел. — Улыбка сошла с его лица. — Но теперь всему конец, и все мы прокляты.
— Да, ты все твердишь мне об этом, но что ты имеешь в виду под проклятьем?
— Это дело рук паши.
— Это всего лишь слухи, — вмешалась мать.
— Но откуда же идут эти слухи, — спросил Петро, — как не от самого паши?
— Если бы он так хотел, ему было бы довольно всадников, чтобы уничтожить нас, — сказала мать. — Ему это так же легко, как мальчишке муху прихлопнуть. Но где же эти всадники? Я что-то их не вижу. — Она крепко прижала к себе сына. — Не хнычь, Петро, будь мужчиной.