— Да, — кивнул я. — У меня сложилось некоторое представление о его размерах.
— Все равно вам этого не постичь. Существуют такие глубины, которые даже я вряд ли отважился бы измерить. Темные переходы в глубинах камня и твари, скрывающиеся в этой тьме… мне не хотелось бы об этом говорить. — Паша наклонился и с силой сжал мою руку. — Ходят слухи о загадочных темных существах. Верите ли вы в это?
— Да, ваше превосходительство, я могу в это поверить.
— О! — Паша в удивлении поднял бровь.
— В лабиринте… Я не совсем уверен, но мне кажется, я видел нечто.
Паша улыбнулся.
— Вурдалака?
— Не знаю…
— На что это было похоже?
Я пристально посмотрел на пашу, затем бросил взгляд на Янакоса.
— Очень похоже на него, ваше превосходительство.
Паша сильнее сжал мою руку, я заметил, как побледнело его лицо.
— Мы уже говорили о ваших рабах, которые чистят пол большого зала. Так вот, эти существа были очень похожи на них.
Паша отпустил мою руку. Он пристально смотрел на меня, поглаживая бороду, легкая улыбка мертвенным цветом коснулась бледности его губ.
— У вас богатое воображение, милорд, — прошептал он.
Я склонил голову.
— Я повидал здесь такое множество вещей, что стал слишком ленив, чтобы чему-либо удивляться.
— Так ли это? — Его улыбка вновь погасла.
Он взглянул на часы, стоявшие рядом на столике.
— Я думаю, пора ложиться спать.
Я не двигался.
— Ваше превосходительство, — спросил я, — в том большом зале я видел беседку в арабском стиле. Это вы построили ее?
Паша посмотрел на меня. Затем показал на часы.
— Милорд… — сказал он.
— Зачем вы построили ее? При этом так богохульно выставив изображение женщины над входом.
Гневное выражение промелькнуло на его лице.
— Я уже говорил вам, милорд, меня не сдерживают никакие религиозные предрассудки.
— Но почему тогда вы построили ее?
— Если хотите знать… — Он запнулся и вдруг прошипел: — Чтобы отметить то самое, священное, место в древнем храме, которое ведет в подземный мир. Древние верили, что именно оттуда открывается путь к Аиду. Я построил эту беседку не из какого-либо уважения к прошлому или к умершим.
— Итак, по-вашему, Аид — величайшее божество, могущественнее Аллаха?
— О да, — паша рассмеялся, — так оно и есть.
— Я видел ступени внутри беседки.
Паша кивнул.
— Мне бы очень хотелось посмотреть, что находится за ними.
— Я боюсь, милорд, что это невозможно. Вы забыли, что подземный мир существует только для мертвых.
— А вы сами входили туда, ваше превосходительство?
Улыбка паши была холодна как лед.
— Спокойной ночи, милорд.
Я кивнул.
— Спокойной ночи, ваше превосходительство.
Я повернулся и пошел к лестнице, что вела в мою спальню. Янакос сразу же поплелся за мной. Я обернулся.
— Да, мне просто хотелось знать… Ваша рабыня… Гайдэ… Где она сейчас?
Паша пристально смотрел на меня.
— Я только что заметил, — продолжал я, — что она не прислуживала нам сегодня. Может, с ней что-то случилось?
— Ее немного лихорадит, — произнес он наконец.
— Ничего серьезного, я надеюсь?
— Пустяки, не стоит беспокоиться. — Глаза его сверкали. — Спокойной ночи, милорд.
Я поднялся в свою спальню. Янакос следовал за мной. Я, конечно, закрыл дверь, но знал, что он стоит там на страже, ожидая чего-то. Весь внимание. Когда я лег, то почувствовал что-то под своей подушкой. Это было распятие Гайдэ. К нему была прикреплена записка: «Дорогой Байрон, храните это рядом с собой. Со мной все в порядке. Будьте храбрым, что бы ни случилось». И подпись:
«Eleutheria» — «Свобода». Я улыбнулся и зажег свечу. Немного помедлив, я зажег все свечи, которые смог найти. Я разместил их вокруг кровати, так что они образовали огненную стену вокруг меня, затем сжег записку над огнем, наблюдая, как она превращается в пепел. Веки мои начали слипаться. И я почувствовал страшную усталость. Не успев до конца осознать это, я уже провалился в сон.
Паша вновь явился ко мне во сне. Я не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть, не слышал ничего, кроме стука собственной крови в ушах; он оказался на мне — отвратительное порождение тьмы. Тяжелый, с острыми, словно у стервятника, когтями, он проник в мою грудь, упиваясь кровью. Я попытался открыть глаза, и когда, как мне показалось, я проснулся, свечи не горели, только непроницаемая тьма обступила меня со всех сторон. Я поднял взор, и мне привиделось лицо паши. Он улыбался мне. Легкая усмешка, исполненная сладострастия, играла на его лице, обращенном ко мне, но, когда я посмотрел в его глаза, в них я не увидел ничего, кроме темной пустоты. Мне казалось, что я погружаюсь в нее. Темнота была бесконечна и вездесуща. Я закричал, но не услышал собственного крика. Тогда я понял, что стал частью этой тьмы. Затем все исчезло.