«Бесполезно», — подумал Кельсер.
Из Источника покатилась очередная волна силы, и Кельсер поймал взгляд Мутного.
Кельсеру словно напомнили, почему он вообще назвал это существо богом. В его глазах таилась бесконечность, дополняющая ту, что заперта в Источнике. Мутный был нотой, которую идеально держат, ни разу не дрогнув, или картиной, застывшей и неподвижной, в которой пойман кусочек жизни из ушедших времен. Он был силой многих-многих мгновений, неким образом сжатых в одно.
Мутный остановился перед ним. Его щеки полностью расползлись, открывая кости черепа, которые тоже расползались, а в глазах горела вечность. Это существо было божеством, но сломленным.
После этого Кельсер не видел Мутного много месяцев. Спокойствие и тишина тюрьмы казались такими же бесконечными, как существа, которых он встретил. Как-то раз он поймал себя на том, что планирует привлечь внимание разрушительной силы, чтобы вымолить у нее смерть.
Кельсер забеспокоился по-настоящему, когда начал разговаривать сам с собой.
— Что ты наделал?
— Я спас мир. Освободил человечество.
— И отомстил.
— Одно другому не мешает.
— Ты трус.
— Я изменил мир!
— А если ты просто марионетка этого существа из Запределья, как и утверждал Вседержитель? Кельсер, вдруг у тебя нет иной судьбы, кроме как делать то, что тебе говорят?
Он подавил вспышку безумия и пришел в себя, но хрупкость собственного рассудка хорошего настроения не добавляла. В Ямах он тоже был немного не в своем уме. Однажды, сидя в тишине и уставившись на текучий туман, из которого состояли стены пещеры, Кельсер осознал тайну, скрытую еще глубже.
Он был немного не в своем уме все время после Ям.
Отчасти поэтому он сначала не поверил, когда с ним кто-то заговорил.
— Такого я не ожидал.
Встряхнувшись, Кельсер с подозрением повернулся. Неужели галлюцинация? Если достаточно долго всматриваться в туман, можно увидеть все что угодно.
Однако перед ним оказалась не фигура из тумана, а парень с белоснежными волосами, угловатыми чертами лица и острым носом. Он показался Кельсеру смутно знакомым.
Парень сидел на полу, согнув ногу и уперев ладонь в колено. В руке — какая-то палка.
Стоп… нет, он сидел не на полу, а на предмете, который будто плавал в тумане. Белый, похожий на бревно предмет наполовину погрузился в туманный пол и покачивался, как корабль на воде. Палка в руке парня была коротким веслом, а вторая нога — та, что не задрана, — покоилась на бревне и смутно виднелась сквозь туман.
— Ты совсем не умеешь делать то, что от тебя ждут, — сказал парень.
— Ты кто такой? — Прищурившись, Кельсер шагнул к краю тюрьмы. Это не галлюцинация. Он отказывался верить, что его рассудок настолько плох. — Дух?
— Увы, смерть мне не идет. Портит цвет лица, знаешь ли.
Парень изучал Кельсера с понимающей улыбкой.
Кельсер сразу его возненавидел.
— Застрял тут? В тюрьме Ати… — Парень цокнул языком. — Подходящее возмездие за все, что ты натворил. Даже немного поэтично.
— И что же я натворил?
— Разрушил Ямы, мой покрытый шрамами друг, единственную перпендикулярность на планете, до которой можно было сравнительно легко добраться. А эта перпендикулярность очень опасная, с каждой минутой опасность возрастает, и ее трудно найти. По сути, ты покончил с перевозками через Скадриал. Обрушил целую торговую систему, хотя, признаться, вышло забавно.
— Кто ты? — спросил Кельсер.
— Я? Бродяга. Негодяй. Последнее дыхание пламени, сотворенное из тающего дыма.
— Какое-то… никчемное шутовство.
— В нем я тоже знаю толк. — Парень вскинул голову. — И даже очень, если честно.
— И ты утверждаешь, что не мертв?
— Будь я мертв, зачем мне это? — Бродяга пристукнул веслом по носу бревна-суденышка.
Оно покачнулось, и Кельсер наконец разобрал, что перед ним. Свесившиеся в туман руки, которые он не сразу заметил. Поникшая голова. Белый саван, скрывающий очертания.
— Труп, — прошептал он.
— О, Красавчик просто дух. В этом субастрале очень трудно передвигаться: любой в физической форме рискует провалиться в туман и падать, возможно, целую вечность. Так много мыслей сливаются в то, что ты видишь вокруг, и нужно что-нибудь понадежнее, чтобы тут путешествовать.
— Ужасно.
— Сказал мужик, который выстроил революцию на спинах мертвых. По крайней мере, я обошелся всего одним трупом.
Кельсер скрестил руки на груди. Парень оставался настороже: беззаботно разглагольствовал, но внимательно наблюдал за Кельсером и держался подальше, будто обдумывал нападение.