— Я выиграл.
— Ты привел в мир Разрушителя. Ты его пешка. Ты возгордился, как солдат на поле битвы, уверенный в том, что управляет своей судьбой, при этом игнорируя тысячи тысяч себе подобных. — Он покачал головой. — Оставался всего год. Я был так близок. Я бы снова заполучил эту недостойную планету.
— Это просто… — Мутный сглотнул. — Это промежуточная остановка. Между смертью и другим местом, куда должны отправиться души. Куда должен отправиться и ты, Рашек.
Рашек? Кельсер снова глянул на Вседержителя. Террисийца трудно определить по цвету кожи, многие совершали эту ошибку. Некоторые террисийцы темные, другие светлые. Но кто бы мог подумать…
Комната, устланная мехами. Этот человек на холоде…
Идиот. Вот что это значило.
— Все ложь, — сказал Кельсер. — Обман. Твое легендарное бессмертие? Твои исцеления? Ферухимия. Но как ты стал алломантом?
Вседержитель подошел вплотную к столпу света, который поднимался из тюрьмы Кельсера. Оба уставились друг на друга — так же, как на площади, когда были живы.
Затем Вседержитель сунул руку в свет.
Кельсер стиснул зубы, представив неожиданную и ужасную картину того, как он проводит вечность с человеком, убившим Мэйр. Однако Вседержитель выдернул руку, и свет потянулся за ней как патока. Он повернул ладонь, изучая угасающее свечение.
— И что теперь? — спросил Кельсер. — Останешься здесь?
— Здесь? — Вседержитель рассмеялся. — С бессильным мышонком и крысой-полукровкой? Не смеши меня.
Он закрыл глаза, и его потянуло к точке, нарушающей законы геометрии. Потускнев, он исчез.
Кельсер разинул рот.
— Он ушел?
— В Запределье, — подтвердил Мутный, присаживаясь. — Не стоило мне так надеяться. Все проходит, ничто не вечно. Так всегда утверждал Ати…
— Ему не обязательно было уходить. Он мог остаться. Мог выжить!
— Я говорил тебе: к этому моменту разумные люди хотят двигаться дальше.
Мутный исчез.
Кельсер остался стоять у края тюрьмы. Освещенный бассейном, он отбрасывал на пол тень. Вглядываясь в туманную пещеру с колоннами, он ждал, сам не зная чего — подтверждения, чествования, каких-то изменений.
Ничего. Никто не пришел, даже инквизиторы. Как прошла революция? Правят ли теперь скаа? Он не отказался бы посмотреть на казнь аристократов. Пусть с ними обойдутся так же, как прежде они обходились со своими рабами.
Не было ни намека насчет того, что происходит наверху. Очевидно, они не знали об Источнике. Кельсеру оставалось лишь расположиться поудобнее.
И ждать.
Часть 2. Источник
1
Кельсер что угодно отдал бы за карандаш и бумагу.
Что угодно, на чем можно писать, чтобы как-то скоротать время. Зафиксировать мысли и придумать план бегства.
Текли дни. Он пытался царапать заметки на стенках Источника, но ничего не вышло. Пробовал выдергивать нитки из одежды и завязывать на них узелки, представляющие слова. К сожалению, нитки вскоре исчезали, а рубашка и штаны немедленно возвращались к прежнему виду. Во время одного из своих редких визитов Мутный объяснил, что одежда не настоящая, вернее, она всего лишь продолжение духа Кельсера.
По той же причине не получалось использовать для письма волосы и кровь. Строго говоря, ни того, ни другого у него тоже не было. Все это крайне раздражало, но примерно на втором месяце заточения Кельсер осознал правду: возможность писать не так уж и важна. В Ямах ее тоже не было, но он все равно строил планы. Да, планы, рожденные воспаленным разумом, неосуществимые мечты, но отсутствие бумаги никогда его не останавливало.
Все его попытки — способ занять себя, как-то убить время. Его хватило на пару недель. Когда он осознал правду, стремление писать угасло.
К счастью, к тому времени он открыл для себя в тюрьме нечто новое.
Шепоты.
О, слышать их он не мог. Но мог ли он вообще «слышать»? Ушей у него не было. Он — как там сказал Мутный? — когнитивная тень. Сила разума удерживала дух, не давая ему рассеяться. Сэйз пришел бы в восторг, ему нравились такие мистические темы.
И все же Кельсер кое-что ощущал. Источник продолжал пульсировать, посылая во внешний мир волны. Пульсация словно нарастала, превращаясь в постоянный гул: похожее ощущение возникает, когда поджигаешь бронзу и «слышишь» алломантов в действии.
Внутри каждой волны таилось… нечто. Кельсер называл это шепотами, хотя в них заключались не только слова. Шепоты были насыщены звуками, ароматами и образами.
Он увидел книгу с чернильными кляксами на страницах; группу людей, обменивающихся историями. Террисийцы в одеяниях? Сэйзед?