Кельсер распахнул глаза.
Разлетайка повернулся к нему.
− Что...
Кельсер с усилием поднялся на ноги и побежал. От него самого не так много осталось, только нечеткий размытый образ. Ноги стали искривленными пятнами, его очертания расползались, как разошедшаяся по швам одежда. Он с трудом нашел опору на призрачной поверхности, а когда наткнулся на здание, то прошел сквозь него, как будто стена была не плотнее воздуха.
− Бежишь, Кельсер? − сказал Разлетайка, появляясь рядом. − Дитя, ты ничего не добьешься. Полагаю, от тебя и не следовало ожидать меньшего, чем отчаянной борьбы с судьбой до самого последнего момента.
Кельсер почти не слышал его. Он сосредоточился на беге, на сопротивлении силе, которая тянула его назад, в ничто. Он бежал от хватки самой смерти, ее смыкающихся на нем холодных пальцев.
Бежать.
Сконцентрироваться.
Бороться за право существовать.
Эта борьба напомнила ему другую, когда он с кровоточащими руками выбирался из ямы. Его так просто не взять!
Ориентиром стала пульсация, та самая волна, которая время от времени прокатывалась по призрачному миру. Он искал ее источник: пробивался сквозь здания, пересекал оживленные улицы, игнорируя и металл, и души людей, пока не достиг серого туманного силуэта Кредикской Рощи, Холма тысячи шпилей.
Похоже, здесь Разлетайка уяснил, что происходит.
− Ты ворон с цинковым языком, − сказал бог, без усилий двигаясь рядом с Кельсером, которому приходилось бежать изо всех сил. − Тебе не добраться вовремя.
Он продолжал бежать сквозь туман. Стены, люди, здания исчезали. Ничего, кроме темного клубящегося тумана.
Но туман никогда не был его врагом.
Определяя направление по пульсирующим ударам, Кельсер проталкивался сквозь бурлящее небытие, пока рядом с ним не взорвался столб света. Это здесь! Кельсер видел, как он пылает сквозь туман. Он почти прикоснулся, почти...
Он чувствовал, что теряет его. Теряя самого себя. Он больше не мог двигаться.
Что-то схватило его.
− Пожалуйста, − прошептал Кельсер, падая, ускользая прочь.
«Это неправильно». Голос Разлетайки.
− Ты хочешь увидеть что-то... впечатляющее? − прошептал Кельсер. − Помоги мне выжить. И я покажу тебе... зрелище.
Разлетайка заколебался, и Кельсер почувствовал божественное замешательство. За ним последовало ощущение целеустремленности, загоревшееся как лампа, и смех.
«Ладно. Будь Сохранен, Кельсер. Выживший».
Что-то толкнуло его вперед, и Кельсера поглотил свет.
Через мгновение он моргнул, очнувшись. Он по-прежнему находился в туманном мире, но его тело, точнее его дух, преобразовался. Он лежал в бассейне из похожего на жидкий металл света и чувствовал его живительное тепло.
За пределами светящегося бассейна он рассмотрел туманную пещеру. Похоже, это был натуральный камень, хотя из-за тумана на этой стороне утверждать с уверенностью он не мог.
Пульсация прошла через него.
− Сила, − сказал Разлетайка, стоящий за пределами света. − Теперь ты ее часть, Кельсер.
− О, да! − проговорил Кельсер, поднимаясь на ноги. Его пронизывал сияющий свет. − Я чувствую ее, она проходит через меня.
− Ты в ловушке вместе с ним, − сказал Разлетайка. Он казался плоским и тусклым по сравнению с мощным светом, в котором стоял Кельсер. − Я предостерегал тебя. Это тюрьма.
С каждым вдохом и выдохом Кельсер постепенно успокаивался.
− Я жив.
− Так можно сказать только с большой натяжкой.
Кельсер улыбнулся.
− И так сойдет.
2
Бессмертие на поверку оказалось гораздо унылее, чем ожидал Кельсер.
Конечно, он не знал, в самом ли деле бессмертен. Его сердце не билось, что обеспокоило его, когда он это заметил, и ему не нужно было дышать. Но как узнать, стареет ли его душа в этом месте?
Несколько часов после выживания Кельсер исследовал свой новый дом. Бог оказался прав, это была тюрьма. Бассейн углублялся к центру, и его наполнял жидкий свет, который, кажется, отражал что-то более... значимое на той стороне.
Впрочем, Источник не был обширным, а глубина только в самом центре превысила рост Кельсера. Когда же он стоял с краю, свет поднимался только до пояса. Свет оказался более жидким, чем вода, и сквозь него было легко двигаться.
Еще он мог выйти из бассейна со световым столпом на каменную кромку. В пещере все было из тумана, но кромка Источника... Кажется, там Кельсер видел каменную поверхность более четко. В ней проявлялось немного настоящего цвета. Будто это место отчасти было призрачным, как и сам Кельсер.
Он мог сидеть на краю Источника, свесив ноги в свет. Но если пытался отойти от него слишком далеко, туманные клочья той же силы тянулись за ним и удерживали, будто цепи. Они не позволяли ему отойти от бассейна дальше, чем на несколько футов. Кельсер пытался дергаться, бросаться, продвигаться рывком, но ничего не помогало. Его все время резко останавливало, как только он отходил на несколько футов.
Потратив несколько часов на попытки вырваться, он уселся на краю Источника, чувствуя себя... изнуренным? Можно ли так сказать? У него не было тела, и он не испытывал обычных признаков усталости. Ни головной боли, ни напряжения в мышцах. Но он утомился. Вымотался как старый флаг, который долго болтался на ветру под дождями.
Заставив себя расслабиться, он тщательно проверил все то немногое, что смог рассмотреть в своем окружении. Разлетайка ушел. Бога что-то отвлекло вскоре после Сохранения Кельсера, и он исчез, оставив того один на один с наполненной тенями пещерой, сияющим бассейном и упирающимися в потолок колоннами. На другом краю он увидел поблескивающие кусочки металла, но не смог разобрать, что это такое.
Это составляло все его бытие. Неужели он заточил себя в этой крошечной тюрьме на целую вечность? Какая-то жестокая ирония заключалась в том, что он смог обмануть смерть только затем, чтобы обречь себя на еще худшую долю.
Что станется с его рассудком, если он проведет здесь несколько десятилетий? А если столетий?
Он сел на краю Источника и попробовал отвлечься, переключившись на размышления о друзьях. Он посвятил их в свои планы относительно того, что делать после его смерти, но теперь он видел, сколько было недоработок в его замысле поднять восстание. Что, если скаа не восстанут? Что, если подготовленных им резервов окажется недостаточно?
Даже если все сработает, не слишком ли это тяжелая ноша для плеч нескольких плохо подготовленных мужчин и одной замечательной, но очень юной девушки?
Его внимание привлекли огни, и он вскочил на ноги, радуясь малейшему разнообразию. В мире живых в помещение вошли несколько сияющих фигур. В них было что-то странное... Их глаза...
Инквизиторы.
Кельсер не стал отступать, хотя все его инстинкты забили тревогу перед этими существами. Он одержал верх над одним из них и больше не должен бояться. Он подошел к границе своего пространства, пытаясь рассмотреть, что тащат к нему трое инквизиторов. Что-то большое и тяжелое, но оно вообще не светилось. Кельсер понял, что это тело. Без головы.
Не тот ли это, которого он убил? Да, должно быть, он. Другой инквизитор с почтением нес штыри мертвого, целую охапку в большой банке с какой-то жидкостью. Прищурившись, Кельсер шагнул из своей тюрьмы, пытаясь определить, что это.
− Кровь, − сказал Разлетайка, вдруг оказавшийся поблизости. − Штыри держат в крови, пока они не используются. Это помогает сохранить их эффективность.
− А. − Кельсер отошел в сторону, когда инквизиторы бросили в Источник сначала тело, а потом голову. И то, и другое испарилось. − И часто они так делают?
− Каждый раз как один из них умирает, − ответил Разлетайка. − Сомневаюсь, что они понимают, что делают. Швыряние мертвых тел в бассейн совершенно бессмысленно.