На меня все смотрят в ужасе, но больше, те с кем я приехал. Как-то всё пошло не так. Надо терпеть, а затем, когда станешь старослужащим, отыгрываться на молодых, а не бузить с самого начала службы.
— Всё, воин, тебе конец! — с этими словами они уходят, сплёвывая кровь на чистый пол.
Мне действительно страшно от их угроз, но, что произошло, то произошло.
— Тебя как звать? — слышу доброжелательный голос. Поворачиваю голову. Рядом присаживается хрупкого телосложения парень, наверное, кореец.
— Кирилл, — охотно отвечаю ему.
— Меня Ли. Где драться так научился?
— В Севастополе.
— Слышал, школа каратэ там хорошая, — кивает головой. — Но, она, больше спортивная. Против профессионала с ней не попрёшь, — неожиданно говорит он.
— Ты, что, тоже занимаешься? — понимаю я.
— Слышал такой совхоз "Политотдел"?
— Нет.
— Когда в Союзе еще не знали, что существует такая борьба, у нас уже пояса получали.
— У тебя, что, пояс есть? — удивляюсь я.
— Есть.
— Какой?
— Чёрный.
— Врёшь!
Ли снисходительно пожимает плечами и улыбается.
— Извини. Просто у нас пояса получить практически невозможно.
— Это понятно, Федерации по каратэ у вас нет. А у нас под боком Корея, родственники, ну и прочее.
— Здорово.
— После службы в гости приезжай, у нас часто русские бывают, в основном на заработки, за сезон до шести ста рублей можно получить, — неожиданно говорит Ли.
— Идея интересная, может, и приеду, — соглашаюсь я.
Так в разговорах отвлекаюсь от происшедшего инцидента, а там пытаемся устроиться на отдых. Улеглись прямо между рядов, неудобно, холодно, а, что делать.
Но нас не забыли. Среди ночи громко хлопает дверь.
— Подъём, бойцы!
Вскакиваем. Протираем глаза, злобно сопим.
— Строиться на улице! — гаркнул плотный прапорщик. Глаза у него на выкате, лицо одутловатое, кулачища как две пудовых гири.
Суетимся, бежим, бестолково становимся в строй.
Прапорщик окидывает нас суровым взглядом и ведёт в сторону казарм. Вваливаемся в душное помещение. Подбегает старший сержант.
— Размести, — рыкнул прапорщик, и скрывается в кабинете.
— Значит так, воины, — старший сержант сверлит нас взглядом, — как пушинки взлетели на койки и, чтоб ни скрипа, — в голосе звучит нешуточная угроза.
Солдат в казарме мало. Наверное, кого-то перевели в другие части, кто-то запозднился с дембелем. Все свободные койки, оказались без матрасов. На наших матрасах, сладко посапывают "деды".
Кровати на редкость скрипучие, едва коснулись, раздаётся истошный скрип и со всех сторон посыпались тумаки. Это оказалось настолько действенным, что скоро возникает абсолютная тишина.
Спасительный сон мягко вышибает дух, и улетаю в светлые дали: Я незнаком себе, еду на Жигулях по каменистой дороге. Вокруг дачные домики, утопающие в густой зелени, а вот, выскакивают две здоровые собаки, бросаются на машину, радостно скулят. Вхожу в дом, меня встречает мать:- Уже приехала из Москвы? — с удивлением спрашиваю её.
— Пришлось, собак же надо кормить, — вздыхает она.
С тревогой замечаю, как она постарела, но улыбка всё такая, же тёплая и светлая.
— Мама, я что, сам не могу за них побеспокоиться? — с укором спрашиваю её.
— Ты, очень далеко, сын, — непонятно произносит она.
Внезапно, словно земля уходит из-под ног. Оказываюсь в тёмном переулке, где-то сзади звучит музыка с танцплощадки: "… листья жёлтые над городом кружатся…". У забора скрючилась рыжеволосая девочка, бросаюсь к ней. Она с трудом встаёт, смотрит мне в глаза, и неожиданно вижу, она взрослая женщина. Роскошные волосы искрясь, ниспадают на покатые плечи, пухлые губы ждут мужской ласки, но, взгляд полон тревоги:- Программисты хороши лишь водку жрать, опять напортачили. Как же нам из этого положения выбраться, Кирюша?
— НЕ ПОИ КАМЕНЬ КРОВЬЮ!!! — словно из всего пространства звучит голос и эхом разносится по всему моему сознанию.
Словно ухожу в водоворот и вот, бегу в жутком туннеле, сзади скачками несутся невероятные создания. Они как мумии, пальцы скрюченные, морды, в мерзких оскалах, глаза горят бешенством. Мне необходимо вырваться из туннеля, там свет и спасение.
— Кирилл, сюда! — меня выдёргивает в какую-то комнату рыжеволосая женщина. Запираем дверь, подпираем стульями и столами. В неё моментально начинаются ломиться, возникает щель, просовываются скрюченные пальцы.
— Врёшь! — злобно кричит женщина. Режет ножом себе руку и подставляет под алые струи крови чёрный камень, облепленный доисторическими ракушками. Метаморфозы происходят стремительно, тело искажается, хрустят кости. На моих глазах она превращается в страшного крылатого ящера. Взмахивает крыльями, с яростным шипением бросается в уже открытую дверь. Визг, скулёж, рычание сотрясают туннель. Монстры разлетаются в стороны, вывороченные и истерзанные её острыми когтями.
— Бежим! — кричит уже прежняя рыжеволосая красавица.
Выбегаем из туннеля. Всё тонет в молочном сиянии, на прекрасных деревцах шныряют разноцветные птицы. В округе, как ни в чём не бывало, гуляет народ. Спокойная публика, незнающая, что у них под боком, в мрачных недрах туннелей, поселилась нечисть.
— Подъём! — в голове словно рванул снаряд.
Подлетаю вместе со всеми. Между кроватями прохаживаются сержанты, энергично всех подгоняют.
— Строиться!
Поспешно занимаем места в строю. Из кабинета вываливает прапорщик, старший сержант идёт к нему с докладом. Тот, со скучающим видом выслушивает, идёт к нам, останавливается, сверлит взглядом из-под нависших бровей.
— Вещи сдать в каптёрку, там же, возьмёте форму, — его трубный голос вселяет страх, — полвосьмого всем построиться на завтрак, — с этими словами он словно теряет к нам интерес, грузно шагая, уходит в кабинет.
У каптёрки суета. Не русский парень, сержанты его называют не иначе как, Мурсал Асварович, принимает вещи, тут же выдаёт форму. Голова у него, как чугунный казан, брови густые и чёрные, тело крепкое, внушительные мышцы перекатываются под гимнастёркой. Похож на боксёра, может, борец. Хотя нет, боксёр, нос характерно расплющен.
Вот сейчас наденем форму, погоны голубые, пилотки надвинем на лоб и, станем бравыми солдатами, посещают всех одинаковые мысли. Но, не тут-то было, оказывается форма, у всех без исключения, не по размеру, следствие этому, несуразно болтается, вид комичный и жалкий. Смотрюсь в зеркало, но себе не нравлюсь. Единственное отличие от всех, не стал брать ремень из кожзама, а одел чисто кожаный, мой ночной трофей. Замечаю, у всех старослужащих, именно такие ремни. А так же, мне не достались новые сапоги, выдали, ушедшего на дембель. Эти сапожки мягкие, голенище гармошкой, каблуки высокие. Хоть в этом повезло!
Все кто приоделся, выходит на плац перед казармой. Кто-то нырнул в курилку, я же, прогуливаюсь с видом стороннего наблюдателя.
Не проходит и минуты, ко мне подходят несколько старослужащих:- Не фига ж себе! Откуда ремень?
— "Дед" дал, — решил не входить в подробности.
— Раз "дед", ладно, носи. А сапоги! Разгладить, каблуки срезать! Понял, дух?
— Разглажу, срежу, — недовольно бурчу я.
— Бегом!!!
Остаток времени лихорадочно выглаживаю голенище утюгом, но складки, так любовно сделанные дембелем, не хотят разглаживаться.
Завтрак в столовой проходит в полном молчании. Каша мерзкая, приправленная комбижиром, мало кто её доел. Сержант посмеивается:- Что, воины, домашние пирожки ещё не переварили? Ничего, скоро будете её так трескать, как чёрную икру на бутерброде.
Зло косимся на него. Он же, сытый и здоровый, кашу не ест, нехотя намазывает на хлеб масло, один раз куснул и кладёт в тарелку, наелся.
— Закончили приём пищи, строиться! — рявкает он.
Полк, в который я попал, оказался учебным. В нем готовят спецов по обслуживанию радиорелейных станций. Самолёты летают где-то далеко, даже их не видим. Мы оказались обычными связистами, правда, с голубыми погонами.