— Благодарный, — улыбаюсь я.
— Мы потом часто приходили на то место, пытались его увидеть. Но там нырков уже была целая стая.
— А я собаку, в Херсонесе, из колодца достал, — вспоминаю я, — свалилась, воет. Народ собрался, глаза закатывают, причитают, так им жалко, но лезть боятся, кобель здоровый. Пришлось мне спускаться, куртку обвернул вокруг руки, пёс меня увидел, забился в угол, скалится. Только подхожу к нему, моментально кидается, я ему куртку в пасть, скрутил кобеля и выволок наверх, затем отпустил, он шарахается в сторону, косится на меня, и, как пьяный, под улюлюканье довольных людей, дёрнул по дороге из Херсонеса.
Рита смеется, жмётся ко мне, незаметно её обнимаю, идём по набережной, вдыхаем морской воздух, так хорошо. Затем просто стоим, смотрим на огни. Неожиданно Рита приподнимается на цыпочки, обвивает руками шею и целует меня в губы. От неожиданности не сопротивляюсь и отвечаю на поцелуй. Её губы тёплые и мягкие, слегка солоноватые от морских брызг. Затем, уединяемся на затерянной, в густых зарослях, скамейке и вцепились друг в друга в порыве страсти.
— Пойдём ко мне домой, — буквально изнемогает Рита. Я уже готов бежать за ней хоть на край света. Внезапно, словно вижу встревоженные глаза Стелы, током пронзает сердце, отпрянул от девушки.
— Извини, Рита, — облизываю пересохшие губы, — не стоит. Не хочу тебя обманывать, себя. Не скрою, ты мне нравишься, но есть некоторые обстоятельства, — перед глазами возникает насмешливое лицо Стелы.
— У тебя есть девушка? — сникает Рита.
— Да, что ты говоришь?! В общем… да, — тихо соглашаюсь я.
— Ладно, проехали, — она встаёт раскрасневшаяся, пальто расстёгнуто, на рубашке оторваны пуговицы, мой взгляд выхватывает обнажённую грудь с ярким соском, со стоном отворачиваюсь.
— Извини.
— Не извиняйся, — она застёгивается, повязывает шарф, — сама виновата, губы раскатала, — голос дрожит, ещё чуть-чуть и она расплачется.
Чувствую себя предателем, негодяем. Зачем поддался мимолётному влечению, ей дал надежду, чувства к Стеле запятнал. Хотя, со Стелой встречался совсем немного, может, она ко мне вовсе равнодушна. Но это, допустим, с её стороны, но мои чувства к ней, достаточно определённые. Её светлая улыбка часто возникает в сознании.
— Провожу тебя.
— Не стоит, Кирюша, — взгляд у девушки затуманен, лицо окаменело, — пожалуй, пройдусь по скверикам, люблю гулять ночью, я же говорила, день для меня слишком яркий.
— Так, время, сейчас неспокойное, — пугаюсь за неё.
Она облизывает алые губы:- Знаю, — спокойно говорит, над её телом возникает призрачный силуэт питбуля.
— Хорошо, завтра к девяти к отделу, при себе имей паспорт трудовую книжку. Да, ещё, Рита, ты личные отношения не вываливай в мир. Договорились? — внимательно вглядываюсь в её лицо.
Она некоторое время молчит, страшная аура гаснет, девушка с болью смотрит в глаза:- Ты прав, вот и отец мне говорит, контролируй чувства. Поехали домой, что-то гулять расхотелось.
Она вяло хватается под руку, тащится за мной. Троллейбус почти пустой, сидим рядом, она избегает смотреть в мою сторону. Некоторое время молчим, но вот она поворачивается ко мне:- Странно, раньше парни меня вовсе не привлекали, даже испытывала отвращение к их ухаживаниям, более того, их призирала, а, вот, встретила тебя и много отдала, чтоб ты со мной был.
— Не начинай, Рита. Во-первых, мы с тобой коллеги, а всякие служебные романы к добру не приводят. Хотя, наверное, это не, во-первых, — подумав, говорю я.
— Поняла тебя, — она вздыхает, но в глазах загорается упрямый огонёк, — будем с тобой коллегами, а там время покажет, — многообещающе заявляет Рита.
— Вот и отлично, — обнимаю её за плечи.
Троллейбус как всегда ползёт медленно, натужно гудит двигатель, изредка вспыхивает электрический разряд от переключения контакторов, освещая фиолетовым сиянием кабину водителя.
В салоне работает лишь дежурное освещение, полумрак. Воспользовавшись этим обстоятельством, на заднем сидении целуется молодая пара, на боковом сидении, пытается сохранить равновесие пьяный мужик. Немолодые мужчина и женщина, сосредоточенно смотрят в чёрные окна. Впереди, подпрыгивает на изодранном вандалами сиденье, модам, с аппетитными формами. На полу лежат увесистые кошёлки. В руках женщина держит огромный букет красных гвоздик,
по-видимому, у неё День рождение, отмечали на работе, теперь, едет домой. Похоже, её там никто не ждёт, лицо грустное и растерянное.
Остановки пустые, никто не заходит и не выходит, но троллейбус всегда останавливается, терпеливо ждёт несколько минут, лязгают дверцы, вновь с гудением едет по пустынной дороге. Сейчас больше одиннадцати, в это время, Севастополь словно вымирает.
На одной из остановок бесшумно проскользнул высокий парень с бледным до синевы лицом. Он прилично одет, стильное пальто, в руках дипломат.
Словно воздух сгущается под его взглядом, чувствую его внимание, Рита так же напрягается, косится на меня.
— Он не человек, — едва слышно шепнула мне.
— С чего взяла?
— Я всегда это чувствую.
— Тоже оборотень, дикий?
— Нет, он другой, — в глазах девушки колыхнулся страх.
Молодой человек, хватаясь за сидения, подходит к нам, садится на противоположно сидение. Обращает на нас свой взор, его улыбка на смертельно бледном лице, вызывает оторопь.
— Мест-ные, да? — растягивая слова, спрашивает нас.
— Вроде, да, — неохотно соглашаюсь я.
— Хороший у вас город, люди приветливые, — жутко осклабился он. — Так понимаю, вы тоже ночные?
— Как-то, не улавливаю смысл? — смотрю на него исподлобья.
— Вы не люди, я это понял.
— А кто? — усмехаюсь я.
— Девочка оборотень, а ты,… ты, — он смотрит в мои глаза, вижу в его зрачках красный голодный огонь, — не пойму. А ты кто? — сдаётся он.
— Зачем тебе это нужно? — начинаю злиться.
— Как же, я всё понимаю, охотничьи угодья распределены. Как говориться: "не лезь в чужой монастырь с чужим уставом", я голоден уже давно, но, вполне законопослушен. Не стану спорить из-за дичи с ночными, хочу договориться полюбовно.
— Ты упырь? — с отвращением спрашивает Рита.
— Угадала, Причём, я рижский упырь, — в его голосе обозначились самодовольные нотки.
— А что, в Риге особые упыри, — усмехаюсь я.
— В отличие от русских упырей, мы цивилизованные. У нас традиции, родовые корни. Моё семейство идёт от знаменитого колдуна Маргуса и блистательной Тийу. Она была оборотнем, как и ты, девушка, — незнакомец попытался мило улыбнуться, но вышло гадостно.
— Так и оставались б, в своей Прибалтике. Там цивилизация, чего к нам приехал? — в упор спрашиваю его.
— Чисто из альтруистских соображений. В окрестностях Херсонеса есть старое заброшенное кладбище, там покоятся мёртвые упыри, надо поднимать их, время пришло. Но с дороги изголодался, я бы испробовал бы ту, с красными гвоздиками, — из его груди вырывается свистящий звук, судорожно дёрнулся кадык.
Чувствую кожей, Рита боится, вероятно, знает, не справится с ним. Я, в обличии человека и подавно. Где-то слышал, убить их крайне сложно, то ли осиновый кол нужно загнать в живот или нашпиговать серебряными пулями.
— Знаешь, как тебя…
— Вита-с, — услужливо подсказывает упырь.
— Так вот, Вита-с, езжай в свою Прибалтику обратно, поднимай у себя упырей из могил, наших оставь в покое.
— Как грубо, — Вита-с пристально смотрит на меня, пытается понять, насколько я могу быть ему опасен. — А как же сострадание? Любовь к ближнему своему, — тонкие губы змеятся в усмешке, — так понимаю, ту толстую свинью, мне не отдадите.