Все наследство Элиаса ограничивалось содержимым этой шкатулки. Под крышкой с шахматными мотивами открывалось внутреннее, затянутое потертым пурпурным бархатом пространство, вмещавшее стариковские сокровища: три семейные фотографии с обтрепанными уголками, золотое обручальное кольцо, пачка писем и неисправный пистолет «Люгер».
Это оружие он унаследовал от отца и хранил его как реликвию, в память об ужасных временах, пережитых его родными.
Элиас ничего не смыслил в политике. Впрочем, он был также не слишком общителен. Его нелюдимость окончательно одержала верх, когда ему было тридцать три года. Он тогда потерял Анну, супругу, единственную спутницу жизни, так и не подарившую ему ребенка. Обручальное кольцо, пролежавшее в шкатулке больше тридцати пяти лет, было его собственным.
Он долгие годы провел в Вене, где служил в большой страховой компании Майера, день за днем добросовестно исполняя свою работу и не привлекая к себе внимания.
Казалось, что он до конца исполнил свое предназначение – быть человеком простым и незаметным. И, оказавшись на пороге семидесятилетия, желал лишь одного: уйти на покой, уехать подальше от этого города и как можно дольше дожидаться момента, когда ослабевшее тело окончательно ему изменит и станет добычей смерти.
Он откликнулся на объявление о продаже дома. Венский агент по недвижимости с Райнергассе предлагал приобрести по сходной цене скромное жилище в Верхней Австрии, в Браунау-на-Инне, маленьком местечке на австро-германской границе.
Конечно, лето там было удушливо-жарким, а зима суровой, но вокруг простирались обширные леса, благоприятные для одиноких прогулок.
Кроме того, дом с охристым фасадом и белой окантовкой окон обладал собственной душой. Как ему сказали, он был построен больше двух веков назад для таможенного инспектора. Расположенный на окраине городка, дом словно бросал вызов годам. Наверняка уборщица потратила не один час, чтобы придать ему презентабельный вид. Хотя ей так и не удалось скрыть обшарпанность стенной обшивки и лакированных поверхностей. Вместе с домом Элиас приобрел ради удобства и находившуюся в нем старинную мебель.
Согласно объявлению там было по меньшей мере шесть комнат. На антресольном этаже находилась кухня со старой угольной плитой и массивным деревянным столом. Рядом была маленькая гостиная, куда Элиас сразу же поставил коричневое бархатное кресло с «ушами» и книжный шкаф, привезенный из Вены. Вторая – просторная, буржуазная, с резными панелями на стенах – служила комнатой для приема гостей.
На втором этаже было две спальни. Элиас выбрал более просторную, а другую оставил пустовать. К спальням примыкала ванная комната с облупившимися кранами и истертой фаянсовой плиткой. В ней еще смутно угадывались следы когда-то обитавшего тут семейства, которое Элиас представлял себе строгим, но достойным…
Этот стоявший на отшибе и совершенно заурядный с виду дом был необычен, хотя и скрывал свою истинную природу: на самом деле он был богат воспоминаниями и незабываемым прошлым. А еще от строения исходило внутреннее тепло, которое раскрывалось лишь тому, кто давал себе труд всмотреться в него по-настоящему.
Вот почему Элиасу понравился дом: в сущности, он был похож на него самого…
3
Он завершил последние формальности, связанные с переездом, а заодно довольно быстро нашел себе приходящую домработницу в лице суровой женщины, типичной австриячки по имени Рената Польстер.
Это была особа лет пятидесяти, некрасивая и неприветливая, но на редкость расторопная.
Они договорились, что Польстериха, как ее за глаза называли в округе, приступит к работе послезавтра.
Дело было в сентябре. Браунау казался сонным – больше, чем когда-либо.
В один из самых заурядных дней, ближе к вечеру, Элиас решил пройтись по улочкам деревни и по такому случаю заинтересовался темной и пыльной антикварной лавкой, которая выглядела совершенно безлюдной. Но его взгляд привлек особенный предмет, царивший в витрине на старинной деревянной подставке.
Подойдя поближе, он смог рассмотреть его во всех деталях: это была великолепная древняя шахматная доска, инкрустированная пластинками белого мрамора и черного дерева. Казалось, она слегка вибрирует в полумраке.
Дверь была приоткрыта. Элиас вошел в лавку. Никого.
И тут он сообразил, что положение фигур на доске говорит об идущей партии, о беспощадной схватке, в которой у черных преимущество.