- Ты должна быть благодарна, - согласился он и потянул к себе девушку. Ловко забросив её на могучее плечо, Толкер направился в спальню, ловко погасив свечи свободной рукой.
Касаясь его, она чувствовала вкус прошлого у себя на губах. И ей снились сны о мире, который больше не существует. О мире надежды.
День 2
Когда Эля проснулась, Толкер уже ушёл. Её красавец начал стареть: волосы подёрнула седина, а на животе появился жирок. Но самое главное – он уже не хотел её так, как раньше. Пять или шесть лет назад, когда он только показал ей мир любви, они могли заниматься этим всю ночь. Сейчас ему было довольно нежностей и ласок, которые не могли длиться долго. Увядает.
Без его горячего дыхания на себе она сама начинала чахнуть. Без сильных рук, ищущих самую нежную кожу её тела. Без мощных рывков, которыми он сначала сделал её женщиной, а потом – самой счастливой женщиной на земле. Последней. Эля читала, что всем мужьям нужны сыновья. Вероятно, она просто не могла дать ему сына. А потому он старел.
Очередной день (или два?) без него. Уборка. Готовка. Латание вещей, которые и без того заштопаны десятки раз. Толкер предупредил, что генератор нужно беречь. В мире, разрушенном войной, всё труднее найти дизельное топливо. Поэтому она куталась в кофту, завязала вокруг шеи шарф, чтобы не замёрзнуть. Разожгла спиртовку и грела воду. Кофе.
- Видишь, Кристофер, - говорила Эля, обращаясь к своей ручной крысе серого цвета. – Быть одному – скучно. Быть одному – это всё равно, что не быть.
Чудовища, мучившие её день ото дня, подбирались всё ближе. Или они живут в её голове? Треск. Грохот. Шум. Широкая труба, через которую в бункер попадал воздух, задрожала. Решётка с глухим звоном отлетела на пол. Эля схватила первое, что попалось ей под руку – вилку. И этим нелепым орудие начала… Не колоть, нет, а бить по лапе чудовища.
Впрочем, она тут же остановилась. Лапа слишком сильно напоминала ногу. Его или её. А чудовище начало ругаться на совершенно понятном языке. Оно кашляло, извивалось, пытаясь выбраться из плена. От чего труба ходила ходуном, дёргаясь.
- Мать моя женщина, отцы небесные, я застрял! – кричало чудище человеческим голосом. – О, боги мои! О, боги! Застрял!
- Кто вы? – испуганно прошептала Эля. – Пожалуйста, уходите. Я здесь совсем одна… Мой спаситель и защитник недавно ушёл.
- О! Голос! – в голосе чудища, полном удивления, появилась надежда. – Девочка, да? Откуда ты тут? Девочка, помоги! Помоги мне выбраться! Подставь что-нибудь под ногу, я совершенно не могу, совершенно не могу оттолкнуться! Не могу опереться…
В голосе она услышала отчаяние, мольбу о помощи. Даже если это чудовище, то к нему нужно проявить милосердие. Сострадание. Поколебавшись минуту или две, Эля взяла табурет, коих у неё было три, подняла тяжеленную ногу чудища. Поставила её сверху. После нескольких судорожных попыток выбраться чудище приподнялось, высунуло из трубы ещё одну ногу, а за ней – медленно, словно в муках рождения, появился торс, голова и руки.
- Уф! – прошептало чумазое существо, оказавшееся молодым мужчиной. Не таким красивым и сильным, как Толкер, но… - Я думал всё, труба! Думал, буду как в фильме «72 часа»… Думал, всё, пришла моя смертушка! А ты кто, а?
- Я? – удивилась девушка. Впервые за долгие годы ей задали такой вопрос, и она не нашлась с ответом. – Я – просто Эля. Живу тут. Или выживаю. А ты кто?
- Меня зовут Снеф, рад знакомству, - чудище, как его по-прежнему называла про себя Эля, стёрло сажу и копоть с лица диковинной тряпкой. Зажгло фонарь. Принялось освещать им каждый уголок её жилища. – Вообще-то все друзья зовут меня Сталкер.
- Сталкер? Что это такое? – удивилась девушка.
- Профессия такая. Да. Ну, это такие люди, которые… Ищут тайны. Секреты. Подожди-подожди, отцы небесные, а ты что тут делаешь? Это же заброшенный бункер! Я заплатил штуку за карту. Целую штуку, прикинь?! Последняя была в национальном архиве. Теперь нет. Откуда ты взялась тут? Что ты тут делаешь?
- Что значит откуда? Что значит, что я тут делаю? – удивилась Эля. – Выживаю! Когда случилось Вот Это Всё, мне было лет пять или шесть… Или восемь. Добрый Толкер спас меня. И с тех пор я живу здесь. Вот.