- Ах так? – Толкер настолько не был готов к отказу, что даже не нашёлся с ответом. – Вот как ты заговорила? Значит, я мало тебя кормлю? Ничего тебе не добываю? Ну хорошо. Хорошо.
Он принялся метаться по бункеру. Быстро собирать свой костюм: резиновые сапоги, перчатки, противогаз. Резким движением натягивал ремни и тут же снимал, потому что делал это неправильно. Натянул на себя комбинезон. Его лицо вновь побледнело: годы дают о себе знать.
- Будь по-твоему! – голос Толкера искажал противогаз. – Я иду добывать тебе костюм. Полностью. Но знай, девочка, что это займёт много времени. Может, неделю, а может и две. Так что экономь еду и воду. Экономь дизель в генераторе. Посмотрим, как ты заживёшь без меня.
- Толкер! – впервые в жизни Эля назвала своего спасителя по имени. – Не бросай меня! Неделя – это так долго…
С глухим скрипом шлюз открылся, и мужчина в нелепом скафандре исчез. Тишина давила на уши. Эля плакала и пыталась согреться, кутаясь в плед. Почему вещи в бункере так быстро стареют? Откуда на нём дыра, хотя она залатала его всего пару дней назад?
День 4
Эля проверила содержимое банок снова – в седьмой или восьмой раз. Ничего не изменилось. Слабость. От голода кружилась голова, и она ничего не видела. Всего один раз за всю её жизнь Толкер уходил так надолго. Но тогда он оставил ей огромное - несметное количество бутылок с водой, море дизеля, гору консервов. И предупредил, что вернётся через неделю или две.
«Зачем я обидела его? – думала Эля. – Ведь он столько для меня делает! Наверно, он сгинул, пытаясь найти мне этот проклятый костюм».
Снеф теперь казался выдумкой, игрой разума. Привидением, явившимся в кромешной тьме. Сумрачный цвет красной лампочки заставлял её думать, что она всё время во сне. В мороке. Но ингалятор, который спасал её от кашля, оставлял надежду. Она вновь читала Библию в стальном окладе. Её она принесла в бункер из прошлой жизни. Жизни, казавшейся тенью.
Последние хлебные крошки девушка скормила Кристоферу. Тот, казалось, совсем не замечал беспокойство хозяйки: выполнял свои нехитрые крысиные дела. Время от времени издавал звуки, словно спрашивая у неё о чём-то. Иногда Эля понимала, что крысу можно съесть. В случае чего.
Несколько раз она пыталась включить генератор, но он молчал. Механизм словно захлёбывался, хотя в баке было ещё полно топлива. Без генератора в бункере было темно и сыро, и ей приходилось спать в одежде. Силы оставили девушку. Она просто лежала и смотрела на красную лампочку, без устали горевшую в темноте. Но погаснет и она. Они погаснут одновременно.
После трёх дней, проведённых в голодной дрёме, звук в трубе воздуховода показался ей галлюцинацией. Такое бывало, если ей не спалось день или два. Она думала, что это чудовища хотят добраться до неё. Сначала на дно воздуховода что-то упало. Она сама сняла решётку и услышала приглушённый голос: «Эля! Ты?»
Сначала она кивнула, но потом поняла: так Снеф её не услышит. А потому она закричала изо всех сил – последних: «Да! Я здесь! Помоги!»
- Спускаюсь, - ответил Сталкер, и в голосе его был фатализм, смешанный с отчаянием. – Прими мешок. Он мне мешает.
Эля извлекла из трубы пакет – такой тяжёлый, что ей пришлось тянуть двумя руками. От слабости кружилась голова. Шло время – грохот не прекращался. Наконец, из трубы вылез Снеф. Он вновь был чумаз, но выглядел иначе. Постригся, побрился, причесался – стал лет на 10 моложе.
- Здравствуй, Эля, - сказал он радостно. – Вот и я!
- Привет, - девушка слабо улыбнулась. Ей хотелось кричать от радости и злости. Ведь Сталкер обещал прийти несколько дней назад, но она ждёт его так долго! Но Эля молчала: в этом доме не принято ругаться с мужчинами. – Сегодня ты мой спаситель.
- Вот как? – удивился Снеф. Он чуть не рассмеялся. – Ради всего святого, не надо таких громких фраз. Я всего лишь принёс тебе… Кусочек мира за Периметром. Сейчас ты всё узнаешь. Что с тобой?
Даже в тусклом свете аварийной лампы он увидел, что Эля бледна и с трудом держится на ногах.
- Пить… - прошептала она. – Воды.
Сталкер снял с пояса фляжку, ловким движением сорвал крышку и поднёс её к губам девушки. Та выпила залпом содержимое и от удовольствия зажмурилась.