— Мистер Баркер! — крикнула Ида вдогонку.
Он остановился в дверном проеме и оглянулся, вытянув шею.
— Лучше позаботься о том, чтобы в спальнях было прибрано наилучшим образом.
— А что будет с настоящей мисс Матильдой?
— Не такой пронырливой вертихвостке, как ты, об этом думать. Пошевеливайся.
Ида решила, что одним из минусов работы в Саммерсби было общество, вернее, почти полное его отсутствие. Работа сама по себе была тяжелой, однако ей и дома приходилось трудиться в поте лица. Проблема заключалась в отсутствии приятной компании. Именно это грозило со временем ввергнуть ее в депрессию. За исключением красавчика мистера Хакетта, никто не старался хоть как-то скрасить ее дни.
Переехав в Саммерсби, Ида попыталась подружиться с Руби, служанкой, работавшей на кухне, однако их дружба закончилась, не успев начаться. Однажды утром, спустившись вниз, Ида узнала от Баркера, что Руби уволена и сейчас катит в город. Ида выбежала наружу, но смогла лишь проводить Руби взглядом. Та, сидя в высокой двуколке, уезжала прочь, исчезая в облаке пыли. Они даже не попрощались.
После увольнения Руби Ида принялась размышлять о том, с кем еще можно свести дружбу, и вскоре поняла, что выбор тут небольшой. Кухарка, которая прежде работала в Саммерсби, уволилась еще до появления Иды, а миссис Джек не проявляла особого интереса к домашнему хозяйству и тем более к тем, кто находится здесь в услужении. Хуже того: Ида опасалась, что миссис Джек подвержена странным иноземным веяниям, а мама Иды советовала дочери опасаться порочных нравов, идущих с Континента[7]. Миссис Джек нечасто появлялась в Саммерсби. В иные дни им приходилось довольствоваться запасами из кухонных кладовых и готовить что-нибудь для мистера Хакетта. «Им» — это Иде и Баркеру. Слуги, следившие за парком — кажется, их было двое, — не имели ничего общего с живущими в большом здании. У них был собственный маленький домишко. Завязать дружбу с кем-то вне стен Саммерсби у Иды не было ни малейшего шанса.
Тоскливей всего ей было по ночам, когда она лежала одна в своей постели.
— Сколько времени мы будем тащить все на себе? — спросила Ида у камердинера однажды за завтраком, состоявшим из овсянки.
— Не твое дело, — отрезал тот.
— Мое. Мне приходится работать за десятерых.
Баркер в это время разглядывал бугорки ее грудей под неказистым креповым платьем. Ида беспокойно заерзала на стуле, прекрасно понимая, что означает этот взгляд.
— Если хочешь уйти, уходи, — резко произнес камердинер. — Вот только до города далековато.
— Руби вы отправили домой в двуколке! — возмутилась Ида.
Баркер поперхнулся овсянкой, закашлялся и оплевал ею весь стол.
— Можешь поехать на пони Шенка, — сказал он.
И вновь набил рот кашей. Ида рассердилась, заслышав в его голосе пренебрежение, однако отступать не хотела.
— Значит, больше никого из слуг нанимать не станут?
— Это вопрос не ко мне, — заявил Баркер.
Ида тряпкой вытерла овсянку со стола.
— Вы ведь камердинер, — сказала она. — Почему бы вам не спросить?
То, что Баркер ничего ей не ответил, только утвердило ее во мнении, что его вполне удовлетворяет существующее положение вещей, хотя, признаться, девушка не могла понять причину этого.
— Но дом такой большой… Я просто не могу со всем справиться, мистер Баркер.
Овсянка опять грозила оказаться на столе, но на этот раз камердинер справился с собой.
— У тебя неплохо получается, — возразил он.
Услышанное удивило Иду. Он что, доволен ее работой? Девушка решила, что так и есть, и слегка улыбнулась Баркеру. Он взял чашку с чаем.
— Его лордство и я все равно скоро уедем отсюда, — сообщил Баркер Иде. — А после нашего возвращения все так или иначе войдет в колею.
Услышанное заставило ее немного приободриться.
— Ах! Будет так здорово еще с кем-нибудь пообщаться!
— Ни с кем ты общаться не будешь, — отхлебнув чай, заявил Баркер.
На Иду снова нахлынуло уныние. Впереди замаячили долгие дни, а затем и недели почти полного одиночества, которое не могли скрасить даже непродолжительные разговоры с Сэмюелем. Иде все трудней было сдерживать слезы. Она подумала о своей сестре Эви. Как ей счастливо и вольготно живется! В маленькой школе Кастлмейна все ее любят. Учитель ею гордится. Мама и незамужние тетушки превозносят до небес. А вот она, Ида, обречена на тяжелую домашнюю работу. Никто ей даже слова доброго не скажет. Девушка почувствовала себя никому не нужной.