Сделав книксен, Бидди протянула тарелочку преподобному Флауэрсу и стала ожидать дальнейших распоряжений. До ужина оставалось еще несколько часов. Около четверти часа назад преподобный выпил чашечку чаю. Бидди нервничала, когда оказывалась с ним лицом к лицу, но понимала, что пастору нужна аудитория, которая будет внимать каждому произнесенному им слову. Сегодняшняя проповедь касалась мельбурнского лета.
— Плохо, хуже всего то, дитя мое, что эта жара оказывает пагубное действие на молодые организмы, — пробубнил пастор, почесывая бакенбарды.
— Да, преподобный.
— Ты со мной согласна? Ну разумеется, ты хорошая девочка. Австралийская жара иссушает, понимаешь ли… именно так… Особенно подвержены этой пагубе молодые… Жара лишает их сил и энергии…
— Да, преподобный, — произнесла Бидди, сжав ладони на животе.
— Именно вследствие этого я испытываю серьезные опасения касательно будущего нашей нации, дитя мое, — откусывая от ломтя хлеба, сказал пастор. — Именно поэтому я не могу разделять безосновательный оптимизм, свойственный нашим соотечественникам.
— Да, преподобный, — произнесла Бидди, не отрывая взгляда от хлеба.
Ей и самой хотелось отрезать от буханки кусок, только потолще.
— Какое будущее может ожидать нацию, чья молодежь напрочь лишена сил и энергии? Они страдают от вялости и лени. Эта нация истощена жарой!
Бакенбарды священника были испачканы абрикосовым вареньем.
— Так оно и есть, преподобный, — сказала Бидди, сжимая в руке нож для хлеба так, чтобы у постороннего наблюдателя не сложилось мнения, будто она намерена вновь отрезать от буханки хотя бы малость. — Я никогда прежде не задумывалась о том, что делает со мной летнее солнце, разве что иногда размышляла о солнечных ожогах, но теперь понимаю… Теперь я и сама тревожусь о своем здоровье.
— Ну, я не имел в виду девушек из рабочего класса, — отмахнувшись от нее, произнес преподобный, — или мужчин. Тебе нечего волноваться. Ты хоть все лето можешь тянуть за собой тачку на солнцепеке, и это не будет грозить тебе ничем, кроме крепких мышц на спине.
Бидди нахмурилась и принялась резать хлеб.
— Нет, только представители высшего класса способны испытывать неудобства, — сказал преподобный, отставляя пустую тарелку и поудобнее устраиваясь в кресле, — будущие лидеры нашей нации. Их эта отвратительная жара прямо-таки опустошает. Каждое последующее поколение будет становиться все слабее.
Бидди зачерпнула на хлеб как можно больше варенья и намазала поверх щедро отмерянного куска. Она уже намеревалась съесть его на глазах у преподобного, но тут встретилась со строгим взглядом миссис Реттрей, возникшей из-за ведущей в коридор двери.
— Бидди! Ломоть недопустимо толстый. Ты что, забыла все, чему тебя здесь учили?
— Ничего страшного, миссис Реттрей, — сказал преподобный, забирая хлеб с вареньем из рук служанки. — Из-за жары я проголодался. Бидди все сделала правильно. Мне сейчас нужен ломоть потолще.
— Хорошо, преподобный, — произнесла экономка. — Пока вы едите, я позабочусь о том, чтобы Бидди больше вам не докучала.
— Я и не докучала… — попыталась возразить девушка, но миссис Реттрей резко оборвала ее.
— Каковы твои обязанности, девочка? — спросила экономка. — Что тебе еще надо сделать, прежде чем придет время подавать чай?
— Украсить веранду к Рождеству веточками зелени, когда их привезут на тележке, — вспомнила Бидди.
— Веточки уже привезли, и Квини уже украсила, — сообщила миссис Реттрей. — Что еще?
— Проследить за гусем?
— Я не начинала готовить. До этого еще целый день.
— Я имела в виду: проследить за тем, чтобы гусь в леднике не протух.
— Бидди! Я терпеть не могу твоего легкомыслия, — заявила миссис Реттрей. — Что еще? Перестань впустую тратить мое и свое время.
— Обдать кипятком и натереть трехпенсовые монетки для сливового пудинга преподобного.[10]— Вот именно. А теперь иди и приступай к работе.
— Да, миссис Реттрей.
Зазвонил колокольчик над входной дверью. Экономка отправилась открывать.
Преподобный Флауэрс уставился на буханку хлеба, но Бидди сделала вид, будто не заметила его многозначительного взгляда. Она повернула единственный кран над рукомойником, желая наполнить водой металлический чайник. Трубы задрожали, издав звук, похожий на кашель…
— Какая жалость! — воскликнула Бидди. — Воды нет.
— Все из-за жары… — пробормотал преподобный.
Бидди едва ли отдавала себе отчет в том, что в голосе миссис Реттрей, стоящей у входных дверей, звучит изумление, близкое к благоговейному страху.
10