— Мне думается, что мы слишком часто брали воду из запасов, — предположила Бидди. — Такое случается, преподобный. Стоит нам захотеть напиться в знойный день — и вот! Я оставлю кран открытым. Может, со временем из него что-то и польется…
Пастор выразил определенное беспокойство, принявшись дергать себя за бакенбарды.
— Мне бы хотелось принять прохладную ванну…
— Ах, какая жалость! — воскликнула Бидди.
Экономка вернулась, и, заметив выражение ее лица, девушка ощутила, как по спине пробежал холодок.
— Миссис Реттрей… я… я ничего не могу поделать. Последнее время выкачивают очень много воды, — сказала Бидди.
— Помолчи, — произнесла экономка.
Преподобный Флауэрс понял: что-то не так.
— Что-нибудь случилось? — спросил он.
Глаза миссис Реттрей сверкали стальным блеском.
— В дверях дожидается ваша прихожанка, преподобный. Она пребывает в ужаснейшем смятении и, как ни неприятно мне вам об этом сообщать, пришла сделать заявление о весьма бесчестном поведении.
— Заявление? — вставая, переспросил пастор. — О каком бесчестном поведении идет речь?
— О неблагодарности, — уточнила экономка.
Бидди почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.
— О чем, ради всего святого, вы говорите? Кто ко мне пришел, миссис Реттрей?
Экономка отошла в сторону, впуская наводящую ужас фигуру, облаченную во вдовье одеяние.
— Миссис Довс! — воскликнул преподобный, делая шаг ей навстречу. — О каком бесчестном поведении идет речь? Кто проявил неблагодарность?
Через час из крана тоненькой струйкой потекла вода. Она была коричневатого цвета и пахла серой.
— Единственная причина, по которой чай пользуется в этой стране такой популярностью, заключается в том, что сей напиток способен утаить от нас неприятный цвет жидкости, текущей из наших кранов, — произнес преподобный, принимая из рук миссис Реттрей чашечку подслащенного напитка.
— Лучший цейлонский чай значительно ее улучшает, — согласилась с ним экономка, прихлебывая напиток из своей чашки.
Они умолкли, прислушиваясь к шагам Бидди. Закончив складывать в сумку свои пожитки, она покинула маленькую комнатенку в задней части дома, которую делила с Квини, и теперь проходила мимо кухонной двери. Бидди остановилась и заглянула в кухню, до сих пор испытывая растерянность от того, как быстро ситуация приняла столь плачевный для нее оборот. Но дело сделано, решение преподобного было окончательным. После того что она наговорила, не могло быть и речи ни о каком повышении. Он больше не намерен смотреть ей в глаза или каким-либо иным способом признавать ее существование. Бидди приоткрыла было рот, чтобы сказать что-то в свое оправдание, однако ледяной взгляд миссис Реттрей пригвоздил ее к месту. Девушка промолчала. Стыд из-за случившегося и стремительность, с которой на нее обрушилось наказание, делали какие-либо разъяснения бессмысленными.
Преподобный и экономка сидели неподвижно на кухонных стульях, пока шаги Бидди не стихли. Девушка вышла на свежий воздух, держа в руках небольшую складную дорожную сумку.
На широкой веранде Бидди остановилась и принялась разглядывать рождественские украшения. Следовало признать, что Квини все сделала отлично. Длинные ветви, срезанные с эвкалиптовых деревьев, привезли на тележке с Гейдельбергских холмов. Квини продела ветви в ажурные украшения на опорах, поддерживавших крышу веранды. Выглядело это очень нарядно, а пахло просто чудесно. Вспомнив о счастливо проведенных рождественских праздниках, Бидди едва не заплакала, но она так долго сдерживала слезы, что решила и дальше не унижаться. Откашлявшись, она взяла себя в руки.
Квини вышла из-за угла с метлой в руках — видно, намеревалась убрать упавшие листья. Бидди надеялась, что ее подруга была слишком занята и не смогла подслушать ужасный разговор, имевший место между старой миссис Довс и преподобным.
— Ты надела свою лучшую блузку, Бидди? — спросила Квини. — Ты ее прямо с веревки сняла, что ли?
Бидди провела ладонью по складкам на своей линялой полосатой блузке, гадая, когда еще у нее появится возможность пройтись утюгом по этому самому нарядному из ее предметов туалета. Пуговица на высоком воротничке болталась. Бидди боялась, что она оторвется и потеряется.
Девушка стала сочинять на ходу.
— Я спешу, — сказала она. — Я ненадолго.
— Правда? — удивилась Квини.
— Мне нужно выполнить поручение преподобного.
— А в чем дело?