Тайная поездка
Тайная поездка
Наверное, самый чудесный и волшебный день в году, это день смены года один на другой. На год поновее, повеселее, с надеждами на будущее, когда можно с уверенностью сказать, что прошлые неприятности остались в прошлом, и ещё один год разделил тебя и прежние досадные случайности. Ну, правда, нельзя же их называть закономерностями, даже если к тому привели собственные ошибки! К троллям прошлые ошибки – главное, что впереди есть возможность их не совершать.
***
Как только взошло солнце, сказочно подсвечивая зимнюю тишь окрестностей и заставляя переливаться радужными искрами глубокие снега, сковавшие жизнь природы, крепкого сложения парень вывел тайно из сельской неказистой конюшни арендованного коня, чищенного, но все равно пахнущего навозом. Ох уж эти затерянные в суровых землях Аттара деревушки! Попон для лошадей там отродясь не водилось. В этих, удаленных от городов, селениях обогрев стойл был только естественным, подстилка зимой не убиралась, и преющий, утоптанный навоз давал достаточно тепла, чтоб даже в лютую аттарийскую стужу обогревать и животных, и обслугу.
Из приоткрытых дверей конюшни, вслед вышедшим на свежий воздух, валил терпкий белый пар. Откуда-то из темной её глубины донеслось обрадованное конское ржание.
Парень тщательно прикрыл за собой ворота, заботливо сберегая драгоценное тепло. И ободряюще похлопал ладонью серого, фыркающего горячим паром коня, по его грубоватой, тут же заиндевевшей от мороза, бородатой морде. Потрепал пятерней тяжелую густую гриву. По-свойски сунул в конскую пасть, занятую жестким трензелем, большой подсоленный сухарь.
Скованный теплыми одеждами и грузом тяжелой сумы, перекинутой через плечо, всадник не слишком ловко взгромоздился прямо на широкую спину своего коренастого жеребчика, обильно обросшего к зиме, как каждый уважающий себя аттарийский зверь, длинной густой шерстью, и пнул пятками его крутые бока.
День был солнечным, искристым, снег порой слепил глаза отраженными всполохами, и от избытка чувств хотелось смеяться и петь. Вопреки всему, назло всему. Сегодня он был безнадзорным, снова один. Относительно один.
Рядом бежал черный, не в меру брехливый молодой пес. Иногда он забегал поперек дороги сосредоточенно рысящему жеребцу, и потешно подпрыгивая, пытался схватить того за покрытый инеем храп. Долгогривый серый жеребчик плотно зажимал уши, клацал желтыми крепкими зубами, но не злился, а лишь мотал головой и иногда, в ответ на выпады неугомонного пса, «бочил» под всадником, норовя наступить наглому щенку широким тяжелым копытом на лапу, опускал голову ниже и щерился, снова прядал ушами. Все же хоть какое-то развлечение в долгом пути, где ни единой души на много верст кругом.
День только начинался, дорога была заведомо длинна, и надежды добраться засветло до нужного места не было. Развлечением была сама безумной красоты дорога, пролегающая через укрытые пышными снежными покрывалами поля и перелески.
Как же красивы в солнечные дни аттарийские заснеженные поля, утопающие в сугробах редкие хутора и селения! Люди тут всегда были осторожные, и не слишком охочие до разговоров с путешественниками. И то, чего это приличным людям-то шляться по морозу? Лучше уж у печи сидеть, да в окно смотреть. Молоко хлебать, да хлеб жевать.
Он специально поехал без седла, так было теплее, горячая спина коня приятно подогревала задницу. Заезжий лекарь говорил, что и лечебный эффект от этого замечательный! И парень знал, что да, это истинная правда! Эффект сей целительный стоит даже смешных потертостей, от которых ни сесть ни встать без стона несколько дней, как после хорошего траха.
Парень рассмеялся от души, во весь голос… Все равно никто не услышал бы. Только стайка красногрудых птах, всполошась, порхнула из соседних кустов и понеслась к лесу. Черная непоседливая псина со взвывом бросилась за ними в погоню. Без малейших сомнений соскочила с наезженного тракта, сразу проваливаясь по уши в рыхлый белый снег, но все равно отчаянно и азартно пытаясь преследовать пугливых пичуг. Всадник хохотал над картиной утопающего в глубоком снегу, скачущего оленем щенка от всей души. Его жеребец, поначалу шарахнувшийся от внезапно вспорхнувшей птичьей стайки, тоже был доволен развлечением, и, всхрапнув, бодро прибавил ходу. Рысь у него была мягкая, удобная, так что ехал парень на нем с комфортом, словно бы на мягком диване.
Иногда молодой всадник давал передохнуть своему коню, притормаживая и пуская его шагом. А порой, наоборот. Взыгрывала горячая кровь, и они неслись мимо застывших в зимней недвижимости рощиц и полян тяжелым ритмичным галопом.
Он был одет тепло и не мерз, а может, и не слишком тепло по такому-то морозу, но не мерз - и все тут! Хотя морозец и пощипывал щеки, но ветра не было совсем. Было просто хорошо! От избытка силы в мышцах, от дикой удали, бурлившей в крови, от осознания простора и безграничной свободы!
Он ехал почти в никуда. Ориентируясь лишь на торопливое, между прощальными объятиями, объяснение друга, да на смутные рассказы на постоялом дворе.
А друг даже не знал, что он может приехать. А что есть прекраснее, чем завалиться без предупреждения и увидеть искреннюю радость от нежданной встречи, услышать изумленный смех, почувствовать крепкие дружеские объятия, и в полной мере прочувствовать горячий, щедрый на эмоции, прием?!
Он довольно похлопал по своей увесистой сумке-торбе, перекинутой наискось, через плечо, и опасно раздувшейся от набитой в неё всяческой снеди.
Сначала объятия, а там уж и на угощение можно рассчитывать. Друг непременно постарается хорошенько его накормить, так сказать, для восстановления сил. Хотя, конечно же, не в угощении дело. А в том, что ради их совсем недолгого общения, он был готов провести в пути по морозу весь день и даже дольше! Друг будет удивлен и обрадован - они вместе встретят Новый Год! Парень любил сюрпризы.
***
День равноденствия был короток, и приехал он, когда луна давно уже выкатилась на темное звездное небо… Огромная и круглая.
Конечно же, ему обрадовались, предложили и горячие объятия, и угощение, и ночлег. Но конюшня тут была слишком далеко, а оставленный на улице конь прикрыт лишь мешковиной. Жестоко было бы оставить его там на всю ночь. Да и волки могли подойти к дому слишком близко и учуять конский дух.
Потому, передохнув пару часов, он на прощание ещё раз крепко сжал в страстных неутомимых объятиях своего милого друга, и затем с легким сердцем отправился в обратный путь, рассчитывая к утру поставить коня в родное стойло.
К ночи значительно усилился мороз, все вокруг замерло в звенящей неподвижности. На черно-синем, обсыпанном звездами небе, - ни облачка. Накатанная санями дорога прекрасно освещена голубовато-серебристым лунным светом. Лишь тени оголенных ветвей придорожных деревьев черными беспорядочными полосами исчертили её гладкое, скрипящее от стужи полотно.
Скользящий за всадником неотступным призраком черный пес был сыт до безобразия, и устало трусил за бодро рысящим в сторону дома конем. Молча! Наконец-то угомонился! Или волков боялся, или совсем охрип от беспрестанного дневного лая.
Парень улыбался, наслаждаясь тишиной, звездным небом, луной-фонарем, скрипом снега под копытами коня, и теплой истомой своего утомленного дорогой и страстью тела. А его губы, прикрытые высоко намотанным шарфом, заботливо подаренным другом на прощание, все ещё горели от жарких поцелуев.