Тем же пафосом была проникнута и опубликованная примерно тогда же статья Эренбурга, утверждавшего:
«Напрасно немцы науськивали наши народы на евреев. В каждом полку есть бойцы-евреи, которые вместе с другими бойцами отважно защищают общую родину, а там, где пролита общая кровь, бессильны чернила клеветы»[570].
Но все же всенародную популярность Эренбург заслужил прежде всего исполненными гнева хлесткими обличениями вторгшегося в родные пределы врага. В 1942 году, когда на всю страну прозвучал его призыв «Убей немца!», в одной из сочиненных им армейских листовок были и такие порожденные самой героической и самой жестокой в истории войной грубые слова ненависти:
«Немцы рвутся вперед. Они торопятся. За их спиной — призрак расплаты. Немцев нужно остановить. А немецкую дворню пора высечь. Довольно макаронники с петушиными перьями топтали русскую землю. Все знают, что итальянцы — мастера бегать, пора им об этом напомнить. Пора добить вшивых румын: довольно они грабили нашу землю… Пришли к нам пьяные венгры. Один венгерский журналист утверждал, что он произвел раскопки и убедился, что вся Россия некогда принадлежала мадьярам. Этих пьяных нахалов необходимо убрать. Они раскапывают. А мы их закопаем. Но главное ни на минуту нельзя забывать о немцах. Их необходимо остановить. Их необходимо перебить»[571].
Что же касается советских пропагандистских материалов, шедших на Запад, то в них описания фактов гитлеровского геноцида евреев на территории СССР, разумеется, не подлежали цензурированию и тем более изъятию. Как следствие порой возникали казусы, чреватые серьезными международными осложнениями. Конкретно это выглядело так: время от времени по чьему-либо недосмотру материал, переданный западным информационным агентствам, появлялся потом в советской прессе, причем в отредактированном почти до неузнаваемости виде. Один такой скандальный случай, возмутивший информационные службы союзников, произошел в сентябре 1941 года, когда «Правда» в официальной сводке СИБ поместила выдержки из отправленного ранее за границу дневника одного из убитых на Восточном фронте немецких солдат[572]. В публикации помимо изъятия упоминаний о евреях были сгущены при редактировании краски, живописующие бесчинства оккупантов. В ходе начавшегося в ЦК разбирательства были сопоставлены следующие тексты подлинных и препарированных газетой дневниковых записей:
| Подлинный текст | Отредактированный текст |
|---|---|
| «24 июня. Проходя через местечко, принял участие в очистке одной еврейской лавки. | «24 июня. Проходя через Слоним, вместе с Вальтером принял участие в очистке лавок и квартир. |
| 5 июля. В 10 часов мы были в Круско. Сначала у меня не было охоты отправляться на поиски добычи, но после того как я прочел все бульварные романы, я тоже поднялся и начал обыскивать покинутые евреями дома. Двери взламывались ломами, топорами и другими орудиями. Кругом бегали наседки и свиньи. Наша еда была скудной, поэтому после обеда началось опять. Опять мы отправились в еврейский квартал…»[573]. | 5 июля. В 10 часов мы были в местечке Клецк. Сразу же отправились на поиски добычи. Выламывали двери топорами и ломами. Всех, кого находили в запертых изнутри домах, приканчивали. Кто действовал пистолетом, кто винтовкой, а кое-кто штыком и прикладом. Я предпочитал пользоваться пистолетом…». |
УСИЛЕНИЕ ЕВРЕЙСКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ АКТИВНОСТИ.
Предоставляя с первых же месяцев войны Западу максимум информации о трагедии и героизме советского еврейства, Кремль преследовал главным образом две цели: во-первых, политическую — противодействие проискам весьма влиятельной в США изоляционистской оппозиции, пытавшейся представить информацию о Холокосте в Европе и России как фальсификацию евреев и либералов, стремящихся втянуть Америку в мировую войну; во-вторых, утилитарную, сводящуюся к получению материальной помощи от новых союзников, прежде всего от Соединенных Штатов, страны с многочисленной, экономически крепкой и политически влиятельной еврейской общиной. И поскольку реализация этих задач напрямую зависела от степени воздействия на западное общественное мнение советской пропаганды, то было решено поднять ее эффективность с помощью прежде всего авторитетных деятелей еврейской культуры в СССР. В июле 1941 года по указанию Щербакова состоялась встреча Лозовского, назначенного заместителем начальника СИБ по внешнепропагандистской деятельности, с еврейскими литераторами Маркишем, Нусиновым, Квитко и Шахно Эпштейном. Им было предложено начать сбор материалов о трагической участи советских евреев на оккупированной врагом территории, с последующей литературней обработкой этих документов и отправкой на Запад. Выполняя это указание, Квитко и Нусинов сразу же предприняли поездку по местам сосредоточения эвакуированных евреев.