Однако, выступив правофланговым нового пропагандистского похода против видных деятелей советской музыки, Жданов отнюдь не укрепил своего положения в кремлевской иерархии, как наверняка надеялся. Скорее наоборот, шумиха вокруг прозападного формализма в музыке, поставив его в центр всеобщего внимания, только разожгла ревность, питаемую с некоторых пор вождем к своему заместителю по партии, неосмотрительно любившему повторять перед подчиненными: «Я и товарищ Сталин решили». На политическом небосклоне единовластия должна красоваться только одна звезда, а все другие, пусть даже светящие отраженным светом, обречены на затухание. Не для того Сталин в 30-е годы отправил в небытие Бухарина, Постышева, Рыкова и других «малых» вождей, чтобы потом допустить возрождение поливождизма. К тому же в рассуждениях главного партидеолога о формализме, о «проповеди атональности, диссонанса и дисгармонии» в музыке не было ничего принципиально нового. Он явно повторял самого себя и свои более чем десятилетней давности разносные статьи в «Правде» — «Сумбур вместо музыки» и «Балетная фальшь»[748]. Отсюда, несмотря на широкий общественный резонанс, вызванный этой своеобразной лебединой песнью Жданова, как бы сам собой напрашивался вывод: одряхлевший идеолог мыслит категориями вчерашнего дня и исчерпал свой интеллектуальный ресурс.
Требовался лишь провоцирующий повод, чтобы недовольство вождя главным идеологом вышло наружу. И его вскоре дал 27-летний сын Жданова Юрий. В декабре 1947 года этого сановного отпрыска, окончившего МГУ и работавшего там ассистентом на кафедре органической химии, назначили заведующим отделом науки УПиА ЦК. Преисполненный кипучей энергии и желания самоутвердиться, он был полон благих намерений и проектов по улучшению положения дел на порученном ему участке руководящей работы. С самоуверенностью, свойственной молодому человеку, опекаемому к тому же влиятельным отцом, и с безрассудством человека, не умудренного в тонкой науке аппаратных интриг, Юрий Жданов сразу же взялся за решение самой вопиющей и бросавшейся в глаза проблемы, связанной с монополизацией руководства биологической науки в руках Т.Д. Лысенко, ловкого авантюриста, демагога и более чем посредственного ученого, возглавлявшего с 1938 года Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина (ВАСХНИЛ). Активно консультируясь с классическими генетиками, недовольными антинаучными методами руководства Лысенко, новый заведующий отделом Агитпропа получил от них конкретную информацию о безотрадном положении дел в отечественной агробиологии. Быстро обобщив эти материалы, Ю. Жданов решил дать открытый бой Лысенко, предполагая выступить с докладом на тему «Спорные вопросы современного дарвинизма» в Политехническом музее, где 10 апреля 1948 г. должен был состояться семинар лекторов обкомов партии. Предварительно он решил посоветоваться со своим начальником по Агитпропу Шепиловым, который, отлично зная о давних симпатиях, питаемых Сталиным к Лысенко, тем не менее «без колебаний поддержал» опасную затею своего подчиненного, намереваясь, вероятно, использовать того как таран в своей политической игре. Доклад, в котором на свет Божий были извлечены тайные методы Лысенко по опорочиванию конкурентов в науке, произвел эффект разорвавшейся бомбы. Раздосадованный такой самодеятельностью молодого Жданова вождь, к которому за защитой обратился перепуганный Лысенко, приказал расследовать разразившийся скандал и обсудить его на политбюро. А.А. Жданов тогда в сердцах попенял Шепилову:
«…Как вы могли разрешить такой доклад, не посоветовавшись со мной? Мне было бы грех жаловаться на Юрия. Он воспитанный человек и очень почтителен дома, в семье, но страшно увлекающийся романтик. Он ни слова не сказал мне о предстоящей лекции. Действовал от чувства. А как вы, зрелый политработник, не оценили, к чему может привести такой доклад?»
На что Шепилов невозмутимо ответил в том духе, что кто-то же должен был выступить против лысенковской абракадабры[749].
Заседание политбюро, на котором обсуждалось «дело» Юрия Жданова, открылось 31 мая. С самого начала Сталин, не скрывая своего возмущения, заявил, что Жданов-младший поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко, забыв, что тот сегодня является Мичуриным в агротехнике. Затем вождь стал выяснять, кто разрешил доклад в Политехническом музее. Как потом пытался представить дело Шепилов, он, якобы первым нарушив последовавшее за этим вопросом всеобщее молчание, которое «становилось тягостным и невыносимым», «встал и громко по-военному ответил»: «Это я разрешил, товарищ Сталин». В правдивости подобного утверждения заставляет сомневаться свидетельство главного действующего лица этой истории — Юрия Жданова, который тоже присутствовал на заседании и впоследствии сетовал на то, что его очень подвел Шепилов, отказавшийся взять на себя ответственность за одобрение доклада в Политехническом музее. Подводя итоги, Сталин, по словам Шепилова, очень тихо и со «зловещей» нотой в голосе произнес, что надо примерно наказать виновных, но не Юрия Жданова, еще молодого и неопытного, а отцов, указав при этом мундштуком трубки на Жданова-старшего. Для подготовки соответствующего решения тогда же была сформирована комиссия политбюро, в которой главная роль отводилась Маленкову[750].
749
РГАСПИ. — Ф. 17. — Оп. 125. — Д. 620. — Л. 1—45. Вопросы истории. — 1998. — № 6. — С.8–9. Сойфер В.Н. Власть и наука. История разгрома генетики в СССР. — М.: Лазурь, 1993. — С. 389–394.
750
Вопросы истории. — 1998. — № 6. — С. 9—10. Сойфер В.Н. Указ. соч. — С. 400–401. Дневник В.А. Малышева // Источник. — 1997. — № 5. — С. 135.