ШЕПИЛОВ ПРОТИВ ФАДЕЕВА.
Новый прилив массовой ура-патриотической истерии, спровоцированный с трибуны XI пленума ССП и поддержанный властями[768], явно говорил за то, что Фадеев и другие литературные генералы справились с заданием вождя. Теперь им предстояло закрепить достигнутый успех, во всеоружии подготовившись к новой, на сей раз решающей битве, которую должен был дать «антипатриотам» следующий, XII пленум, намеченный на конец 1948 года. Поскольку этот форум планировалось посвятить обсуждению итогов выполнения постановления ЦК ВКП(б) от 26 августа 1946 г. «О репертуаре драматических театров и мерах по его улучшению», то в эпицентре взрыва новой идеологической бомбы должны были оказаться драматурги и театральные критики, что, собственно, и произошло впоследствии. Руководя за кулисами подготовкой новой пропагандистской акции, Сталин, как известно, считал театр по эффективности воздействия на массы вторым после кино идеологическим инструментом. В свое время он, вдохнувший в советскую литературу и искусство дух «непревзойденного византизма», наставлял приближенных к нему «инженеров человеческих душ»:
«Не пишите длинных романов, рабочий их все равно не одолеет. Пьесы сейчас тот вид искусства, который нам нужнее всего. Пьесу рабочий легко просмотрит. Через пьесы легко сделать наши идеи народными. Пьесы — самый массовый вид искусства в литературе. Вот почему пишите пьесы»[769].
Что касалось организации пропагандистского действа, то, следуя излюбленной методе постоянно подпитывать дух соперничества внутри своего ближайшего окружения, Сталин к приготовлению очередного «острого блюда» подключил как нового главу отдела пропаганды ЦК Шепилова, стремившегося зарекомендовать себя в глазах вождя преемником Жданова, так и другого своего фаворита — Фадеева (со стоящими за ним структурами ССП), постоянно фрондировавшего с Агитпропом и его руководителями. Возникшее между ними противоборство, основанное на стремлении любой ценой дискредитировать друг друга в глазах вождя, придало потом «изнаночной» стороне антикосмополитической кампании характер ожесточенной аппаратной разборки. В этом столкновении Шепилова, который покровительствовал либерально настроенным (условно говоря) столичным театральным критикам, поддерживали подчиненные ему сотрудники Агитпропа, прежде всего заведующий сектором искусств Б.С. Рюриков и работники того же сектора В.Н. Прокофьев и Д.С. Писаревский, которые скорее являлись учеными-искусствоведами, нежели партфункционерами[770].
Насколько важна была для критиков такая опека влиятельных друзей в условиях тотального бюрократического контроля, можно судить, скажем, по записке наркома госбезопасности Меркулова Жданову, относящейся к первой половине 1945 года, то есть ко времени еще относительно мягкому в сравнении с последующими годами. Вот что сообщалось в этом документе:
«Многие представители литературной интеллигенции заявляют, что критика мертва и «переживает эпоху безвременья». Зафиксированы в агентурных материалах высказывания критиков: М.О. Гельфанда («Страшна не цензура, страшна государственная опека. Из-за нее наша литература упала, а критика и вовсе дышит на ладан…»); О.С. Резника («Когда читаешь рецензии во всех газетах, опускаются руки. Находятся и равнодушные перья, которым все равно, как и что писать. Критики не может быть без известной свободы эстетических оценок»); Л.М. Субоцкого («Я пригляделся к обстановке редакционной работы и вижу, что при теперешних условиях делать там мне нечего. Обстановка самая грустная. Редактор, составляя номер журнала, не столько думает о том, чтобы его заполнить, сколько о том, чтоб заранее приготовить замену, ибо снятие каких-то вещей предопределено… Чем ярче вещь, тем меньше шансов у нее пройти. Верстка идет в ЦК. Над ней с карандашом в руке сидит и мучает инструктор»[771].
Именно тогда, сразу после войны, при созданном в 1943 году Всероссийском театральном обществе возникло объединение критиков, чем-то напоминавшее западную гильдию пишущих о театре профессионалов. Несмотря на то, что объединение театральных критиков, входя в ССП, обладало некоторой организационной и творческой автономией и даже находилось в известной оппозиции к руководству союза в лице Фадеева, его на свой страх и риск поддерживали руководитель комиссии ССП по драматургии А.А. Крон и, самое главное, молодой, но уже знаменитый тогда писатель К.М. Симонов, занимавший пост заместителя генерального секретаря союза. Высокое покровительство окрыляло критиков и рождало в них иллюзии широких возможностей и даже претензии на не всегда конформистские оценки и суждения. Их статьи часто публиковались на страницах массовых престижных периодических изданий[772], с редакциями которых они имели давно налаженные связи или были штатными сотрудниками некоторых из них. Особенно охотно их печатали в газетах «Культура и жизнь», главным редактором которой был Шепилов, «Советское искусство», в журналах «Новый мир» и «Театр». Однако терпимая в первые послевоенные, относительно либеральные годы прозападная эстетика театральных критиков, среди которых было немало евреев[773], к концу 1948 года уже явно не вписывалась в жесткие идеологические рамки, обусловленные набравшей силу к тому времени холодной войной.
768
Выступая по случаю 30-й годовщины Октябрьской революции, Молотов призвал народ осудить все проявления низкопоклонства перед Западом и капиталистической культурой. А в январе 1948 года Жданов на совещании деятелей советской музыки в ЦК ввел в пропагандистский лексикон выражение «безродный космополит»[1609].
772
Так, критик А.М. Борщаговский 24 ноября 1948 г. опубликовал в «Известиях» положительную рецензию на постановку театром им. Е. Вахтангова пьесы американского драматурга А. Миллера «Все мои сыновья».
773
Это обстоятельство было взято на заметку в ЦК давно. Еще в июне 1946 года один из руководящих сотрудников управления кадров ЦК докладывал секретарю ЦК А.А. Кузнецову, что из 29 критиков, выступающих в печати по вопросам театра, только 6 русских. При этом подразумевалось, что большинство остальных критиков — евреи[1610].