«Союз советских писателей — творческая организация, и его решения для газеты «Советское искусство» не обязательны, у нее должна быть своя линия»[787].
И только после того, как 22 декабря «Литературная газета» дала «вдруг» пространное изложение выступления Фадеева, а на следующий день «Правда» разразилась объемной статьей Софронова[788], в которой утверждалось, что подконтрольные Агитпропу издания («Театр», «Советское искусство») «предоставляют свои страницы снобистской, чуждой советскому искусству критике», до Шепилова и его сотрудников начал доходить истинный смысл складывавшейся ситуации. Почуяв неладное, они бросились обзванивать знакомых критиков, прося их подготовить письма советскому руководству о том, что Фадеев и его окружение обманывают партию. Однако большинство из них, будучи напуганными и подавленными происходившим, наотрез отказались. Не потеряли присутствия духа лишь И.Л. Альтман, прозванный друзьями «наш пламенный Иоганн», а теперь заявивший, что «мы еще поборемся», и А.М. Борщаговский, которого Симонов и работник Агитпропа Прокофьев уговаривали обратиться к Сталину. Но все оказалось напрасным. Агитпроп и театральные критики потерпели поражение. Последовавшие вскоре события[789] заставили всех их убедиться в этом.
АГИТПРОП ПЕРЕСТРАИВАЕТСЯ…
В первой половине января 1949 года Шепилов, желая «прощупать» настроение «хозяина», в ходе очередного визита к нему осторожно упомянул о жалобах театральных критиков на гонения со стороны руководства ССП и в доказательство своих слов выложил на стол письмо Борщаговского. Однако Сталин, даже не взглянув на него, раздраженно произнес: «Типичная антипатриотическая атака на члена ЦК товарища Фадеева». Оказывается, накануне «хозяин» принимал партийного руководителя Москвы Попова, имевшего репутацию грубого солдафона и крайнего шовиниста. Докладывая о положении дел в столице, тот как бы между прочим обмолвился, что Фадеева-де при попустительстве Агитпропа затравили космополитствующие критики, а он из-за своей скромности не смеет обратиться к товарищу Сталину за помощью[790].
Окрик вождя поверг Шепилова в шок, а запоздалое прозрение породило панику. Ему, баловню судьбы, лихо вскарабкавшемуся на идеологический олимп партии, было что терять и за что опасаться. Если раньше глава Агитпропа и его сторонники действовали сообща, то теперь стали спасаться в одиночку и любой ценой. Желая продемонстрировать Сталину верноподданнические чувства и вымолить у него прощение за неосмотрительные заигрывания с театральными критиками, Шепилов представил на утверждение политбюро не первой свежести проект решения о ликвидации советской англоязычной газеты «Moscow News». Это издание, воспринимавшееся номенклатурными ура-патриотами как некий осколок западного либерализма и рассадник космополитических идей, давно уже дышало на ладан. Еще 5 января 1948 г. Шепилов настоятельно рекомендовал Жданову закрыть его, обосновывая это «нежелательным» национальным составом работников редакции: русских — 1, армян — 1, евреев — 23, прочих — 3. Однако тогда Жданов, видимо, колебался. Только 12 июля, когда тот фактически уже сдал дела Маленкову, его удалось уговорить пойти на эту меру, и он завизировал проект соответствующего решения. Но с последовавшей вскоре смертью Жданова аппарат ЦК погрузился в решение куда более насущных для него кадровых вопросов и документ положили под сукно, решив ограничиться паллиативом — чисткой в редакции[791]. И вот теперь, с выходом в свет постановления политбюро от 20 января 1949 г. в истории о «Moscow News» была поставлена логическая точка[792].
Вскоре расправились и с главным редактором этого издания М.М. Бородиным (Грузенбергом), личностью весьма примечательной. Начало его биографии было связано с Витебском, где он юношей освоил профессию молотобойца и вступил в Бунд. В 1903-м присоединился к большевикам, став профессиональным революционером (партийная кличка — «Кирилл»), Выехав в 1904-м за границу, в Берне познакомился с Лениным. Через два года был избран делегатом IV (объединительного) съезда РСДРП в Стокгольме. Затем находился в США, пока в мае 1918 года не был вызван в Советскую Россию Лениным, который направил его со специальным заданием по линии Коминтерна через скандинавские страны и Англию в Новый Свет. Туда Бородин доставил известное письмо Ленина «К американским рабочим». В 1919-м Бородин уже в качестве дипломата представляет Советскую Россию в Мексике. Потом с пропагандистской миссией отправляется в Европу, но был схвачен английской полицией, и 1921–1922 годы провел в тюрьме Глазго. С 1923 года находился в Китае в качестве главного советника от правительства СССР при Гоминьдане, принимал участие в руководстве Национальной революционной армией во время ее Северного похода летом 1926-го. Однако в следующем году, после неожиданного антикоммунистического маневра Чан Кайши и его переориентации на капиталистический Запад, Бородин был отозван в Москву. Там ему пришлось расплачиваться за провал стратегической установки Сталина, предполагавшей большевизацию Гоминьдана и последующее его вступление в Коминтерн. В мае 1929 года политбюро инкриминировало Бородину «крупнейшие политические ошибки оппортунистического характера и крупнейшие дисциплинарные проступки…», якобы совершенные им в Китае. Поскольку тогда же было признано недопустимым в дальнейшем поручать опальному коминтерновцу «ответственную работу специфически политического характера», он вынужден был заняться журналисткой деятельностью. С 1932-го и вплоть до конца 40-х жизнь Бородина была связана с редакцией «Moscow News» (правда, после войны он работал еще и в Совинформбюро заведующим отделом печати Китая). В декабре 1948 года, когда начались антиеврейские гонения, Бородин, случайно встретив на улице бывшего коллегу по Совинформбюро И.С. Юзефовича (рассказ о нем впереди), обреченно произнес:
788
Позже Симонов так охарактеризует «разделение труда» между Фадеевым и Софроновым в развертывании антикосмополитической кампании: «Начало истории с критиками-антипатриотами, не предвидя ужаснувших его потом последствий, положил…Фадеев… Из Софронова, оценив его недюжинную энергию, но не разобравшись нисколько в сути этого человека, Фадеев сделал поначалу послушного подручного, при первой же возможности превратившегося во вполне самостоятельного литературного палача»[1616].
789
В конце декабря решением политбюро на пост главного редактора журнала «Знамя» был назначен близкий Фадееву и Софронову В.М. Кожевников, который сменил на этом посту В.В. Вишневского. Последнему инкриминировали такие «крупные ошибки», как опубликование «гнилой» и «идейно-порочной» «повестушки» Н. Мельникова (Мельмана) «Редакция», в которой «работники… фронтовой печати изображены… тупицами и чванливыми самодурами…», а также новой работы Э.Г. Казакевича «Двое в степи», построенной «на вымученных психологических домыслах, заимствованных из образцов упаднической буржуазной литературы». Особо отмечалось, что выходу в свет этих вещей содействовали критики Борщаговский и Варшавский, «захваливавшие» Вишневского. Наказание пошло «впрок» Вишневскому. Если в мае 1948 года он, обращаясь к Софронову, просил выдать бесплатные путевки работникам («людям большого труда») своей редакции Л. Коган и Ф. Левиной, то в марте 1950-го в письме к тому же Софронову уже восклицал: «А как превосходно, что мы в лепешку «рассадили» космополитов, всех этих Гурвичей, Юзовских и Ко!»[1617].
791
Тогда же антиеврейская чистка была проведена и в родственном «Moscow News» издании — журнале «Новое время», выходившем на русском, французском, английском и немецком языках, где была выявлена следующая структура национального состава литературно-редакторских кадров: «русские — 21 чел. (48,8 %), евреи — 19 чел. (44,2 %), белорусы, украинцы, литовцы — по 1 чел. (7 %)»[1618].