Симонов также активно участвовал в нападках на Кравченко, которого заклеймил в «Правде» как «платного агента американской разведки, лишенного родины выродка, отребье, изменника и предателя»[833]. Но главное внимание писателя оставалось прикованным к тем, кого советская пропаганда пыталась представить врагами внутренними. 28 марта он вместе с Софроновым уведомил Сталина и Маленкова:
«Секретариат Союза советских писателей ставит вопрос об исключении из рядов Союза писателей критиков-антипатриотов Юзовского И.И., Гурвича А.С., Борщаговского А.М., Альтмана И.И., Малюгина Л.А., Бояджиева Г.Н., Субоцкого Л.М., Левина Ф.М., Бровмана Г.А., как не соответствующих п. 2 Устава Союза советских писателей…».
Однако власти на сей раз предпочли умыть руки, и решение об «очищении» ССП поручили руководству самого этого органа, которое, как уже отмечалось выше, подвергло остракизму только Альтмана[834].
Кремлевское начальство могло быть довольным. Круг, что называется, замкнулся. Вчерашний либерал и романтик Симонов и погромный ура-патриот Софронов плечом к плечу сражались на идеологическом фронте, исполняя волю партии и ее вождя. Впоследствии Симонов, желая, быть может, как-то оправдать себя задним числом за участие в антиеврейской по преимуществу расправе над так называемыми космополитами и заодно переложить часть своей вины на сами жертвы этой кампании, писал:
«Проблемы ассимиляции или неассимиляции евреев, которые просто-напросто не существовали в нашем юношеском быту, в школе, в институте до войны, эти проблемы начали существовать. Евреи стали делиться на тех, кто считает свою постепенную ассимиляцию в социалистическом обществе закономерной, и на тех, кто не считает этого и сопротивляется ей. В этих послевоенных катаклизмах кроме нагло проявляющегося антисемитизма появлялся скрытый, но упорный ответный еврейский национализм, который иногда в некоторых разговорах квалифицировался как своего рода национализм в области подбора кадров — все это наличествовало и в жизни, и в сознании»[835].
Достигнув желаемого устроителями результата, шумная антикосмополитическая кампания в печати и других средствах пропаганды пошла на убыль. С этого момента рука партии легла на директивный стоп-кран. Как по мановению волшебной палочки, в печати и на радио исчезли чрезмерно крикливые и воинственные публикации и передачи. А руководство ЦК в лице Маленкова и Суслова не скрывало заинтересованности в том, чтобы побыстрее избавиться от наиболее ретивых и оголтелых исполнителей, наподобие Вдовиченко, ратовавших за легализацию антисемитизма, на что Сталинский режим, заквашенный на коммунистическо-интернационалистской догматике и опасавшийся за свою репутацию в глазах мирового общественного мнения, пойти явно не мог. Последняя передовица «Правды», посвященная «антипатриотической» группе театральных и литературных критиков, появилась в номере от 10 апреля. Статья как бы подводила итог такой же странной (на взгляд простого человека, который, если и выговаривал слово «космополит», то с трудом), как, впрочем, и безусловно необходимой (прежде всего с точки зрения Сталина) кампании, умиротворяюще констатируя, что в ней «нашла свое выражение забота партии о правильном, здоровом развитии советской литературы и искусства по пути социалистического реализма».
Теперь, когда пропагандистская акция, предпринятая по заданию вождя, была успешно выполнена и Шепилов оказался в положении мавра, сделавшего свое дело, ничто больше не мешало Маленкову свести с ним старые счеты. Тем более, что тот оголил свой кадровый тыл, будучи вынужден ранее письменно признать «недостатки в работе» своих сотрудников. Он даже заявил Маленкову, что не имел никакого отношения к совещанию с театральными критиками в ноябре 1948 года в Агитпропе, а всего лишь поручил своим подчиненным посоветоваться с такими писателями, как Б.С. Ромашов, Л.М. Леонов, В.В. Иванов, и «о ни о каких юзовских, борщаговских даже и речи не было»[836]. Если Шепилова и мучили сомнения по поводу дилеммы — взять на себя всю полноту ответственности за попустительство критикам и тем самым поставить крест на своей карьере, или выгородить себя, свалив вину на подчиненных, — то очень недолго. В те дни «за покровительство антипатриотической группе театральных критиков» из ОПиА были уволены консультант И.В. Сергиевский, заведующий сектором искусств Рюриков[837] (отправлен в распоряжение Горьковского обкома партии), его заместитель Прокофьев (направлен на работу в Свердловский обком партии), заведующий сектором Писаревский (был сначала понижен в должности до инструктора, а в 1950 году направлен в Литовскую ССР «для усиления массово-политической работы среди населения»); был снят с поста редактора журнала «Театр» бывший агитпроповец Г.С. Калашников. Правда, справедливости ради необходимо упомянуть, что Шепилов потом пытался как-то отыграть назад, помогая бывшим подчиненным возвратиться в Москву. Однако Маленков быстро одернул его, издав 19 марта постановление секретариата ЦК, обязавшее руководителя Агитпропа в трехдневный срок «исправить это дело»[838]. А в начале апреля он добился, чтобы Шепилов сдал полномочия редактора газеты «Культура и жизнь» П.А. Сатюкову, который потом долгие годы будет руководить «Правдой»[839]. Но решающий удар по Шепилову был нанесен 13 июля, причем как по «человеку» Жданова, чьи выдвиженцы весной 1949 года превратились в фигурантов вновь инспирированного Сталиным «ленинградского дела». В тот день вышло постановление политбюро о переформировании редколлегии журнала «Большевик», поводом к чему послужило то, что в опубликованную в этом теоретическом и политическом органе ЦК статью первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии В.М. Андрианова случайно вкралась цитата из запрещенной к тому времени книги Н.А. Вознесенского «Военная экономика СССР в период Отечественной войны». Основная тяжесть ответственности за эту «грубую политическую ошибку» и была возложена на Шепилова, которого также обвинили в том, что в свое время он через «Культуру и жизнь» рекомендовал указанную книгу для использования в качестве учебника в системе политической учебы руководящих партийно-пропагандистских кадров. Расправиться с Шепиловым Маленкову активно помогали секретарь ЦК Суслов, заместитель заведующего ОПиА Л.Ф. Ильичев, а также снятый тогда же с должности главного редактора «Большевика» П.Н. Федосеев (списывал с себя таким образом свою долю ответственности за недосмотр) и исключенный из редколлегии этого журнала Г.Ф. Александров. В те дни Шепилов зашел к Маленкову и стал упрашивать отпустить его «с миром», на что тот со спокойной и даже добродушной издевкой в голосе заметил: «Мы давно добираемся до вас. Но все не удавалось, а теперь не сорветесь». Эти слова Маленков сопроводил выразительным жестом, изображавшим трепыхание рыбы на крючке[840]. 20 июля Шепилов был снят с должности заведующего ОПиА, передав полномочия секретарю ЦК Суслову[841].
837
В марте 1950 года Рюрикова возвратили в Москву, направив заместителем к Симонову, назначенному тогда главным редактором «Литературной газеты».
838
Там же. — Оп. 118. — Д. 325. — Л. 231, 232. Д. 331. — Л. 82, 83. Д. 343. — Л. 45–46. Д. 376. — Л. 160–162. Д. 969. — Л. 138.
840
Там же. — Оп. 118. — Д. 449. — Л. 4–5. Ф. 558. — Оп. 2. — Д. 154. — Л. 15. Вопросы истории. — 1998. — № 6. — С. 18–19.