Наглядным свидетельством того, что глава израильской миссии в СССР пришлась не ко двору в советской столице, стал инцидент, отнюдь не случайно спровоцированный Эренбургом на одном из дипломатических раутов. Произошел он в ноябре 1948 года на приеме в посольстве Чехословакии. К присутствовавшей на нем Меир подошел английский журналист Р. Паркер и спросил, не хотела бы она познакомиться с находившимся там же Эренбургом. Получив утвердительный ответ, журналист растворился в толпе, чтобы через некоторое время возвратиться со знаменитым советским писателем. Как писала потом Г. Меир, Эренбург «был совершенно пьян… и… держался агрессивно». Поприветствовав ее и выяснив, что та не владеет русским, он грубо и нарочито громко заявил, что ненавидит евреев, родившихся в России, которые говорят только по-английски. Думается, что на самом деле Эренбург был не столько пьян, сколько намеренно разыграл скандальную сцену, руководствуясь тем трезвым расчетом, что о произошедшем во всех деталях будет доложено наверх, благо при сем присутствовал Паркер, которого в среде аккредитованных в Москве западных журналистов подозревали в тайном сотрудничестве с советскими спецслужбами. За такую версию говорит и то, что, появившись вскоре в албанском посольстве, Эренбург, так же играя на публику, сначала во всеуслышание прочитал нотацию кинорежиссеру М.С. Донскому, заикнувшемуся о возможности ограниченной эмиграции советских евреев в Израиль, а затем «по-дружески» предупредил находившегося там же представителя посольства Израиля М. Намира о нежелательных для его государства последствиях, если оно не пожелает «оставить евреев СССР в покое и не откажется от попыток соблазнить их сионизмом и эмиграцией». После этого разговора израильский дипломат в своем донесении в Тель-Авив предположил, что «беспомощные колебания» Эренбурга между чувством, что его долг поддержать Израиль, и страхом, что сионистские идеи завоюют сердца советских евреев, отражают в какой-то мере настроения советских властей.
Такая активная демонстрация собственной благонадежности тем не менее не помешала писателю обратиться 21 ноября 1948 г. к главному редактору «Правды» П.Н. Поспелову с просьбой опубликовать материалы об антисемитской выходке заведующего отделом коммунистического воспитания «Литературной газеты» B.C. Василевского, который незадолго до этого в ресторане, находясь в подпитии, обозвал одного из посетителей «жидовской мордой». Но дело замяли, и инцидент закончился тем, что дебоширу в суде вынесли чисто символический приговор: один год тюремного заключения условно, а материал, который хотел опубликовать Эренбург, отправили в архив[957].
Когда вскоре развернулась кампания борьбы с «безродным» космополитизмом, Эренбурга чуть было не подвергли гонениям. Друзья и знакомые опасались не только навещать его, но и прекратили звонить ему по телефону. В начале февраля 1949 года Агитпроп дал указание прекратить публикацию статей Эренбурга. В те дни Шепилов направил Маленкову обзор откликов общественности «на разоблачение антипатриотической группы театральных критиков», в котором цитировалось одно из выступлений президента Академии художеств СССР А.М. Герасимова:
«Отдавая должное заслугам Ильи Эренбурга, его боевой публицистике в годы войны, не могу пройти мимо тех гнусностей, которые он позволил себе говорить о Репине, о русской живописи вообще. Где же были тогда наши критики? Раздался ли в ответ их крик негодования?».
957
Советско-израильские отношения. — Т. 1. — Кн. 1. — С. 435. Советские евреи пишут Илье Эренбургу. — С. 75. РГАСПИ. — Ф. 629. — Оп. 1. — Д. 110. — Л. 12–13. Rubenstein J. Tangled Loyalties: The Life and Times of Ilya Erenburg. — N.Y.: Basic Books, 1996. — P. 261–262. Меир Г. Моя жизнь. Автобиография. — Израиль, 1989. — Кн. 2. — С. 281.