Ликвидируя с середины 1951 года так называемый сионистский заговор в силовых ведомствах, новое руководство МГБ в лице Рюмина, который фактически подмял под себя слабовольного и болезненного министра Игнатьева, вольно или невольно нанесло ощутимый удар по креатуре Берии (Эйтингон, Райхман и др.) в этих структурах. Скорее всего, такие действия не были случайностью, ибо как раз в это время у Сталина возникли серьезные подозрения в отношении Берии. Существуют многочисленные свидетельства того, что инициированное вскоре Кремлем так называемое «мингрельское дело» было направлено отнюдь не только против коррупции и непотизма, исходящих от представителей соответствующей народности, изобиловавших в руководстве Грузии, но и в какой-то мере против их влиятельных покровителей в Москве, прежде всего против бывшего всесильного наркома внутренних дел СССР. И еще один нюанс. Хотя в принятом 9 ноября 1951 г. постановлении политбюро по «мингрельскому делу» Берия не упоминался и речь в нем шла главным образом о служебных злоупотреблениях и о снятии с постов его ставленников — второго секретаря ЦК КП(б) Грузии М.И. Барамии, министра юстиции А.Н. Рапавы и других, в тексте этого документа, явно сочиненного Сталиным, имелся пассаж о связях «мингрельско-националистической группы» с эмигрантской «шпионско-разведывательной организацией» Е.П. Гегечкори (бывший министр иностранных дел Грузии в 1918–1921 гг.) в Париже, которая, как подчеркивалось, «обслуживает своей шпионской информацией о положении в Грузии американскую разведку, получая за это доллары»[1059]. Очевидно, таким завуалированным образом Сталин выказывал определенное недоверие (или, точнее, делал серьезное предупреждение) Берии, который через свою жену был связан родственными узами с Гегечкори и, к тому же, продолжительное время после войны вел через своих доверенных лиц (П.А. Шарию и др.) переговоры во Франции с тем же Гегечкори и Н.Н. Жордания (руководитель социал-демократического правительства Грузии в 1918–1921 гг.) о возврате на родину ранее вывезенных культурных ценностей и репатриации грузинских эмигрантов. Примерно в то же время, следуя неписаному номенклатурно-аппаратному правилу «падающего — толкни», министр госбезопасности Грузии Н.М. Рухадзе проинформировал центр о том, что Берия скрывает свое еврейское происхождение. Этот выпад был, видимо, инспирирован Рюминым, который вместе с Л.Ф. Цанавой[1060], другим недоброжелателем Берии, не прочь был представить последнего в глазах Сталина еще одним сионистским заговорщиком.
Однако Берия, несмотря ни на что, сумел не только выстоять, а потом, возвратив благорасположение вождя, расправиться со своими врагами в МГБ[1061], но и продолжал даже в сложной для него ситуации покровительствовать своим бывшим выдвиженцам. Особенно наглядно такая забота о старых соратниках запечатлелась на судьбе С.Р. Мильштейна, которого еще в апреле 1937 года Берия назначил председателем Комитета по делам физкультуры и спорта Грузии. Потом, став наркомом внутренних дел СССР, Берия во вверенном ему наркомате резервирует для Мильштейна должность начальника Главного транспортного управления, проработав на которой в течение года тот в марте 1940-го становится благодаря своему патрону председателем Московского совета спортивного общества «Динамо». Нигде подолгу не задерживаясь на одном месте, Мильштейн в марте 1941 года уже первый заместитель наркома лесной промышленности СССР, а вскоре после начала войны вновь на руководящей работе в НКВД (начальник Главного управления охраны на железнодорожном и водном транспорте). Победу Мильштейн встретил в чине генерал-лейтенанта. Однако после того как Берия ушел из НКВД, Мильштейн почувствовал себя там неуютно. В начале 1948 года его переводят на работу в Татарию и назначают начальником Управления Казанской железной дороги. Оказавшись вдали от своего покровителя, он в 1950-м превратился в объект нападок: был обвинен татарским партийным руководством в «засорении» кадров управления евреями. Ему также напомнили, что почти вся его родня (отец, мать, брат, тетя) проживают в США и еще один брат расстрелян в 1937 году за шпионаж. И вот тогда Берия пришел на выручку другу. Благодаря его протекции изгнанного с работы Мильштейна назначили в марте 1951 года заместителем начальника строительства железных рудников МВД СССР. А став в начале 1953-го министром внутренних дел, Берия посылает Мильштейна на Украину в качестве заместителя министра внутренних дел республики. Символично, что последовавший вскоре арест Берии обернулся для Мильштейна не только крахом карьеры, но и стал прологом его казни в начале 1955 года[1062][1063].
1060
В октябре 1951-го Цанаву перевели из Белоруссии в Москву, назначив заместителем министра госбезопасности СССР вместо «человека» Берии С.А. Гоглидзе, которого отправили в почетную ссылку в Узбекистан для руководства тамошними органами госбезопасности.
1061
В период с лета 1952-го по весну 1953-го Берия добился сначала изгнания Рюмина, Цанавы и Рухадзе из органов госбезопасности, а потом их ареста.
1062
Там же. — Оп. 114. — Д. 624. — Л. 106. Оп. 3. — Д. 1008. — Л. 24. Д. 1041. — Л. 71. Оп.118. — Д. 849. — Л. 145–147. Д. 964. — Л. 172–176. Оп. 119. — Д. 117. — Л. 26–31. Д. 290. — Л. 104. Берия С.Л. Мой отец — Лаврентий Берия. — М.: Современник, 1994. — С. 116.
1063
Существует легенда, которая, может быть, является и былью, что, когда Мильштейна, этого, видимо, довольно решительного и волевого человека, пришли арестовывать в июле 1953 года, он оказал вооруженное сопротивление офицерам госбезопасности и, убив несколько из них, погиб в перестрелке.