МУЗЫКАЛЬНОЕ ИСКУССТВО.
Хотя музыка всегда считалась чем-то очень далеким от политики, тем не менее сталинское руководство все же полагало, что даже внешне вроде бы абстрактные звуковые образы способны конкретно воздействовать на эмоции и сознание широких масс. Такой подход особенно наглядно проявился в ходе кадровой чистки, развернувшейся в этой сфере значительно раньше, чем в остальных. Толчком к ее началу послужило уже упоминавшееся выше совещание деятелей советской музыки, состоявшееся в ЦК в январе 1948 года. После выступившего на нем с основным докладом Жданова слово было предоставлено Т.Н. Хренникову. Озвучивая текст, подготовленный Шепиловым, этот еще сравнительно молодой, но уже достаточно популярный в народе композитор[1223] обрушился с критикой на таких признанных корифеев, как Шостакович и Прокофьев, которые обвинялись в отрыве от народной музыкальной культуры, формализме и упадничестве. Уже 26 января постановлением политбюро Хренникова назначили генеральным секретарем полностью обновленного оргкомитета Союза советских композиторов. 17 февраля на общемосковском совещании композиторов, посвященном обсуждению постановления ЦК от 10 февраля 1948 г. «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели», Хренников, действуя по указке Агитпропа, осудил как образчики «формалистического новаторства и декадентства» Шестые симфонию и сонату С.С. Прокофьева, Восьмую и Девятую симфонии Д.Д. Шостаковича, «Патетическую увертюру» Н.Я. Мясковского, а также произведения других композиторов. На том же совещании с признаниями собственных «формалистических ошибок» были вынуждены выступить А.И. Хачатурян, Д.Б. Кабалевский, В.Я. Шебалин, другие композиторы, а заболевший Прокофьев прислал письменное покаяние. Публичному самобичеванию подверг себя и Шостакович, который, выступая на открывшемся в середине апреля в Колонном зале Дома союзов I Всесоюзном съезде советских композиторов, заявил:
«… Как бы мне ни было тяжело услышать осуждение моей музыки, а тем более осуждение со стороны Центрального Комитета ВКП(б), я знаю, что партия права, что партия желает мне хорошего и что я должен искать и найти конкретные творческие пути, которые привели бы меня к советскому реалистическому народному искусству»[1224].
Пополняя коллекцию фаворитов из числа молодых творчески одаренных личностей, Сталин, выказав особое благорасположение Хренникову (понравившемуся ему своей типично русской внешностью), 12 мая провел через политбюро его утверждение генеральным секретарем новообразованного ССК[1225].
Радикальному обновлению подверглось и руководство Комитета по делам искусств. Произошло это одновременно со сменой верхушки ССК в конце января 1948 года. Тогда председатель комитета М.Б. Храпченко был отставлен и вместо него назначили П.И. Лебедева. Симптоматично, что первый, будучи по профессии литературоведом, специалистом по творчеству Л.Н. Толстого и Н.В. Гоголя, а по складу характера интеллигентным и деликатным человеком, возглавил ведомство по надзору за искусством в декабре 1939 года, то есть в период спада репрессий. И вот теперь, когда внутренний террор вновь усиливался, у режима появилась потребность в более жестких, чем Храпченко, культуртрегерах. Ведь еще в 1947 году в ЦК забили тревогу по поводу «неудовлетворительного национального состава административно-руководящих работников» в сфере искусства. Подразумевалось, разумеется, пресловутое еврейское засилье, или, как деликатно это формулировалось на бумаге, имела место «чрезмерная насыщенность аппарата работниками нерусской национальности». Таковых, согласно специально собранным данным, в руководстве московскими театрами насчитывалось 42 %, дирекции художественных выставок и панорам — 40 %, в Мосгорэстраде — 39 %, во Всероссийском театральном обществе — 30 %, во Всесоюзном гастрольно-концертном объединении — 38 % и т. д.[1226]
1223
Широко известны были созданные им песни для кинофильмов «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны», «Поезд идет на Восток» и др.
1224
Там же. — Оп. 3. — Д. 1069. — Л. 14. Оп. 132. — Д. 418. — Л. 147. — Культура и жизнь. — 1948. — 21 февр., 21 марта.