Быстро осознав всю опасность нависшей над ним угрозы, Тарле решил апеллировать к Сталину, памятуя, что именно тот защитил его в аналогичной ситуации конца 30-х годов. 15 сентября 1951 г. академик отправил из Ленинграда в Кремль свою челобитную, к которой приложил копию подготовленного им для публикации ответа на статью Кожухова. Заканчивалось это письмо своего рода провоцирующим утверждением: «Но для меня ясно, что без Вашего содействия этот ответ не будет напечатан в “Большевике”»[1326].
Мольбы Тарле и на сей раз были благоприятно восприняты диктатором, который ценил академика не только как даровитого историка, но и как талантливого политолога и публициста[1327]. Через некоторое время в «Большевике» появилось ответное «Письмо в редакцию» Тарле, в котором парировались обвинения, возведенные на него ранее на страницах журнала, и давалась отповедь выступившему с ними оппоненту. Правда, чтобы как-то сохранить лицо, Агитпроп тут же в виде послесловия поместил редакционный комментарий, в котором хоть и с оговорками, но тем не менее достаточно прозрачно давал понять, что поддерживает критику Кожуховым «серьезных ошибок» Тарле и в разгоревшейся дискуссии еще рано ставить точку[1328]. Так и произошло. Выступая в 1952 году с публичной лекцией (потом она выйдет в свет отдельной брошюрой), военный историк П.А. Жилин вновь озвучил старую критическую оценку «Нашествия Наполеона на Россию», добавив от себя, что «данная в этой книге Тарле трактовка стратегии Кутузова… по существу отражает взгляды иностранных фальсификаторов». Однако новая атака не застала Тарле врасплох, на нее он оперативно отреагировал мощным контрударом, обратившись 29 июля к Суслову с просьбой принять меры к прекращению ведущейся против него «клеветнической кампании», мешающей, по его словам, работе над трилогией «О борьбе русского народа против агрессоров в XVIII–XIX веках», подготавливаемой по заданию Сталина. Решительные действия ученого заставили его недругов пойти наконец на попятную. В августе он был приглашен на Старую площадь, где ему «разъяснили», что против него не ведется никакой кампании, и, кроме того, проинформировали, что Жилин уже вызывался «на ковер» и признал свое выступление ошибочным[1329].
Зародившись в академических структурах и столичном университете, истерия очищения исторической науки от «скверны космополитизма» с самого начала, подобно опасной эпидемии, стала стремительно распространяться на другие ведомства и территории. С лета 1949 года лихорадка борьбы с антипатриотизмом захватила находившуюся в ведении ВЦСПС Высшую школу профдвижения. Там в числе первых указали на дверь преподавателю истории народов СССР, профессору И.П. Шмидту (Гольдшмиту). Не найдя, очевидно, веских причин для обоснования своих действий, начальство прибегло к следующей иезуитской формулировке: «… В своих лекциях восхвалял русский империализм, доказывая, что на определенных этапах истории России он играл положительную роль»[1330].
1327
В ноябре 1949 года Тарле опубликовал в «Большевике» (№ 21) хлесткую статью по поводу «фальсификации истории второй мировой войны англо-американскими историками». В ней он, в частности, со злым сарказмом отозвался об изданном в 1948 году госдепартаментом США сборнике документов «Нацистско-советские отношения в 1939–1941 гг.».