Поэтому первым делом Сталин подписал 1 сентября 1952 г. постановление политбюро о снятии Егорова и назначении новым руководителем ЛСУК И.И. Куперина, до этого работавшего начальником медико-санитарного управления МГБ СССР[1419]. Еще более радикальные меры были приняты после того, как в конце того же месяца Игнатьев представил диктатору подготовленную Рюминым обобщенную справку (по результатам допросов арестованных медиков* медицинских экспертиз и т. д.), в которой со всей определенностью утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова. Добившись от вождя санкции на коллективный арест первой группы подозревавшихся кремлевских врачей (не особенно именитых, от которых предполагалось получить компромат на «главных заговорщиков»), Рюмин взял тогда под стражу докторов Г.И. Майорова и А.Н. Федорова, а также профессора А.А. Бусалова, который руководил ЛСУК до 1947 года. Длинные руки «органов» достали его 28 сентября в Алуште, где он находился в отпуске.
Вновь конвейер арестов запустили 18 октября, когда угрюмые люди в штатском пришли за профессором Егоровым. Поскольку он более пяти лет возглавлял кремлевскую медицинскую службу и был наиболее информированным в этой сфере человеком, на него Рюминым делалась особая ставка. А чтобы эта «крупная рыба» не сорвалась с «крючка», начальник следственной части по особо важным делам, следуя своей циничной тактике, предварительно, еще 27 сентября, распорядился арестовать жену профессора Е.Я. Егорову и с помощью угроз заставил ее оговорить мужа.
Между тем другие арестованные, несмотря на изматывающие допросы и психологический прессинг, не спешили «признаваться» во вредительском лечении. Такое упорство тайных «злоумышленников» привело Сталина в бешенство. 18 октября он разрешил руководству МГБ применить к арестованным врачам методы физического воздействия. Но поскольку во Внутренней тюрьме на Лубянке не было приспособленного для пыток помещения, то сначала экзекуции (в основном телесные наказания с применением резиновых палок) проводились в Лефортово. Правда, уже с 6 ноября по указанию Рюмина в тюремных камерах Лубянки стали применять такую пытку, как многосуточное содержание подследственных в металлических наручниках. Причем в дневное время руки заковывались будучи заведенными за спину, а в ночное — в положении спереди. Эти меры, впрочем, показались недостаточными, и, чтобы не тратить время на транспортировку узников в Лефортово, в декабре 1952 года в кабинете начальника Внутренней тюрьмы полковника А.Н. Миронова, который занимал эту должность начиная с 1937 года, была оборудована своя импровизированная мини-пыточная. Для психологического устрашения ее снабдили ширмами, металлическими столами и прочим инквизиторским реквизитом, напоминавшим по внешнему виду то ли оборудование прозекторской, то ли операционной. Для битья подследственных резиновыми палками (применение их, а также наручников производилось с санкции министра госбезопасности или его заместителей и регистрировалось в специальном журнале) тогда же была создана специальная команда из числа дюжих молодчиков, в которую входили лейтенанты Ф.И. Белов и П.В. Кунишников[1420].
Получив от вождя право творить над подследственными физическую расправу, Рюмин почувствовал себя значительно увереннее. Однажды он, как рассказывал потом профессор Бусалов, заявился на допрос и заорал на последнего с порога:
«Ты что ведешь себя, как проститутка! Ты бандит, подлюга, шпион, террорист, опасный государственный преступник. Мы с тобой нянчились. Теперь хватит. Будем пытать каленым железом. У нас все для этого приспособлено. Будет поздно, когда твой труп будет брошен туда».
Последнюю фразу Рюмин сопроводил выразительным жестом, указывая рукой на цементный пол камеры. Правда, когда сей грозный начальник удалился, проводивший допрос следователь Б.Н. Кузьмин «успокоил» изрядно разволновавшегося профессора: «Не переживайте. Пытки каленым железом у нас не применяются. А вот порка возможна».