«Мы должны начать кампанию в международной еврейской прессе, особенно в США, равно как и в нееврейской прессе, по вопросу о советском еврействе, давая просочиться в прессу всей достоверной информации, имеющейся в нашем распоряжении, а также слухам».
И хотя впоследствии тот же Намир, а также директор восточно-европейского департамента МИД Израиля А. Левави неоднократно сообщали Шарету о безосновательности слухов о подготовке депортации советских евреев, публикации о ней в западных средствах массовой информации не прекратились. Уже в наши дни И. Харел, руководивший с 1952 года израильской разведкой «Моссад», заявил в интервью, сославшись, правда, на недостаточные возможности «Моссада» в то время, что ничего не слышал о подобных планах Сталина[1465].
Новый, еще больший всплеск тревожных толков о депортации произошел после публикации в печати сообщения ТАСС от 13 января 1953 г. об аресте «врачей-вредителей» и развертывания их пропагандистской травли. На следующий день Гоглидзе среди прочего проинформировал Кремль о следующей оценке этого события посланником Израиля Ш. Эльяшивом:
«Вся миссия очень опечалена сегодняшним сообщением. В случае войны (выделено мною. — Авт.) может быть решено всех евреев выслать в Сибирь, и этот процесс (суд над кремлевскими врачами. — Авт.) явится подготовкой общественного мнения».
Еще более панические настроения возникли в кругах столичной еврейской интеллигенции. Тогда оперативники госбезопасности зафиксировали, к примеру, следующие «антисоветские разговоры» которые вел со своими знакомыми столичный театральный администратор И.В. Нежный:
«…Этим воспользуются погромщики, стоящие у тех или иных рулей, и поведут корабль к гибели… Им важно утопить евреев, и они это сделают…, Вот скоро в Румынии готовится антиеврейский процесс! Там дело будет такое же, как в Чехословакии. Там Анна Паукер оказалась сионисткой — переправляла румынских евреев в Израиль… Процесс в Румынии, а прокурор здесь. Все — отсюда. Потом будет в Болгарии, потом — в Албании, потом всех жидов соберут в одну кучу и к чертям в Сибирь…»[1466].
Этих слов Нежному не простили. И хотя с 1937 по 1951 год он был негласным информатором госбезопасности под псевдонимом «Чайковский», его, заподозрив в двойной игре и «неискренности в отношении к органам» (например, МГБ узнало, что в 1951 году Нежный предупредил известного циркового артиста и своего близкого друга Э.Т. Кио о «разработке» его Лубянкой как националиста и шпиона), 6 марта арестовали за «антисоветскую националистическую агитацию»[1467].
Конечно, слухи о депортации возникли не на пустом месте. Они были спровоцированы и массовыми арестами культурной и общественной элиты еврейства, и послевоенными пропагандистскими кампаниями, имевшими явный антисемитский дух, и, наконец, почти легальной юдофобией, которая особенно в последние недели жизни Сталина закамуфлированно стала нагнетаться сверху в общественное сознание, в том числе и через средства массовой информации. Основательность слухам придавало и то, что с конца 1952 года из Москвы в Казахстан стали высылаться семьи арестованных «еврейских националистов», в том числе и тайно казненных к тому времени «еаковцев». Масло в огонь депортационной истерии подливали и частные экстремистские заявления, звучавшие из стана кремлевской элиты, которые потом разносились народной молвой, обрастая всевозможными леденящими кровь слухами и толками. Известно, скажем, что жена Н.А. Михайлова сказала тогда Светлане Сталиной: «Я бы всех евреев выслала вон из Москвы!»[1468]. Подобные высказывания хоть и свидетельствовали о том, что сталинская верхушка если и не полностью, то наверняка уж частично была заражена антисемитизмом, тем не менее вряд ли за ними стояло нечто большее. Ведь никому, к примеру, не придет в голову обвинять царское правительство в подготовке депортации еврейских подданных только на том основании, что во время революции 1905 года скандально известный черносотенец В.М. Пуришкевич предложил переселить всех российских евреев в Колымский округ Якутского края.
Страхи в еврейской среде многократно усиливались еще и по причине отсутствия в тоталитарном обществе возможности получить объективную и независимую информацию, что спонтанно компенсировалось широкой циркуляцией среди населения различных, подчас самых нелепых толков, домыслов и легенд. В результате затравленное сознание еврейского населения переполнялось самыми мрачными предчувствиями и ожиданиями. Необходимо учитывать и послевоенную ментальность европейского еврейства, только что перенесшего величайшую в своей истории трагедию и как бы по инерции ожидавшего повторения национальной катастрофы, но уже в том виде, в каком Сталин обрек на нее некоторые другие нацменьшинства, депортировав их полностью из родных мест на основании обвинения в сотрудничестве с врагом в годы войны.
1465
РГАСПИ. — Ф. 81. — Оп. 3. — Д. 86. — Л. 26. Jewish Chronicle. — July 29, 1949; November 23, 1951; May 9, 1952. Советско-израильские отношения. — Т. 1. — Кн. 2. — С. 85, 86, 107, 130–131, 192–193, 199–200, 337–339. Независимая газета. — 1999. — 5 окт.