Сомнения в искренности Запада и его способности принять на себя и тем более исполнить союзнические обязательства заставили руководство Советского Союза полагаться только на собственные силы и умение маневрировать в стремительно ухудшавшейся международной ситуации, когда, по словам Сталина, «новая империалистическая война стала фактом»[462]. Эгоизм (с его принципом «своя рубаха ближе к телу») и политика с позиции силы, доминировавшие в межгосударственных отношениях, в значительной мере и породили советско-германский договор о ненападении от 23 августа 1939 г. Заключивший эту сделку Сталин считал, что действует вполне согласно правилам, установленным «старыми прожженными буржуазными дипломатами» с их циничным лозунгом «политика есть политика», и в духе времени, когда «со слабыми не принято считаться, считаются только с сильными»[463]. Показательно, что такой традиционный политик, как У. Черчилль, очень высоко оценив результаты предвоенной активности советских руководителей на международной арене, писал впоследствии:
«Если их политика и была холодно-расчетливой, то она была также в этот момент в высокой степени реалистичной»[464].
ПРОБЛЕМА ПОЛЬСКИХ ЕВРЕЕВ.
Разразившаяся вскоре новая мировая война принесла народам Земли невиданные ранее бедствия и страдания. Для европейских евреев это грозное событие стало самым страшным периодом национальной катастрофы (Холокоста), переживаемой с момента фашизации Германии. Особый трагизм положения евреев, оказавшихся под властью нацистов, заключался в том, что мировое сообщество в лице западных демократий, не сумев преодолеть эгоистической озабоченности собственной безопасностью, не предприняло сколько-нибудь действенных мер для их спасения. Правда, в июле 1938 года по инициативе президента США Ф. Рузвельта и под эгидой Лиги наций во французском городе Эвиане собирались представители 32 стран для решения проблемы беженцев, прежде всего еврейских. И тогда даже была создана Международная коллегия по делам беженцев со штаб-квартирой в Лондоне, однако она так реально и не развернула свою деятельность. Ибо, когда от слов нужно было переходить к действиям, ни одно из государств-устроителей не пожелало принять гонимых евреев. Более того, весной 1939 года правительство премьер-министра Н. Чемберлена пересмотрело обязательства Великобритании в отношении Палестины, предложив в так называемой «Белой книге» создать там в течение десятилетнего срока новое государство, но не еврейское и не арабское, а двунациональное, федеративное, а также в течение ближайших пяти лет ограничить еврейскую иммиграцию на Ближний Восток суммарной квотой в 75 тыс. человек; в последующие же годы ее размер вообще подлежал согласованию с арабской стороной. Предусматривались также жесткие меры борьбы с незаконной иммиграцией. Почти так же действовали и США, где большим политическим влиянием пользовались изоляционисты: из-за введенных лимитов на прием иностранцев туда в 1933–1939 годах удалось въехать только 165 тыс. евреев. В мае 1939 года у южных берегов этой страны был сыгран первый акт драмы, участниками которой оказались 930 евреев-беженцев, прибывших в Новый Свет из Гамбурга. Судно «Сант-Луис», на борту которого они находились, должно было доставить их из Германии в Гавану (пассажиры имели кубинские въездные визы), однако диктатор Р.Ф. Батиста в последний момент запретил им сойти на берег. И тогда беженцы решили попытать счастья в порту Майами, но американские власти остались глухи к мольбам скитальцев. Несчастным не оставалось ничего другого, как отправиться обратно в Европу, где их только под сильным нажимом мировой общественности согласились 17 июня принять власти Бельгии, Франции, Голландии и Англии[465].
465
Арад И. Холокауст. Катастрофа европейского еврейства (1933–1945). Сборник статей. — Иерусалим: Яд Вашем, 1990. — С. 16.