Староста с силой вложил крестик в руку так и не сказавшему ни слова Мельнику. Тяжело поднялся с колен, промолвил: «Не поминай лихом», — и, тяжело ступая, опустив голову, скрылся из вида.
Мельник же так и стоял, не в силах сдвинуться с места. Взгляд его непроизвольно опустился к ладони, на которой лежал теперь маленький, почти невесомый, крестик. И тут Мельник вспомнил его. Рука с крестиком задрожала. А из груди послышались судорожные всхлипы. И тут, впервые с того самого дня, Мельник заплакал. Не останавливаясь, по щекам градом стекали слезы. А он не в силах оторваться, все смотрел и смотрел на свою руку, за слезами уже не видя самого крестика.
Вдруг Мельник услышал, как ласковый женский голос поет:
«Во поле береза стояла,
Во поле кудрявая стояла;
Некому березу заломати,
Некому кудряву заломати.
Я ж пойду, погуляю,
Белую березу заломаю;
Срежу с березы три пруточка,
Сделаю три гудочка,
Четвертую балалайку;
Пойду на новыя на сени,
Стану в балалаечку играти..»
Мельник повернул голову в ту сторону, откуда лилась песня, и увидел, что на крыльце, совсем одетая, будто и не ложилась сегодня ночью спать, стоит его жена. Она смотрела прямо в глаза Мельника и тихонько продолжала петь эту душевную, такую знакомую песню. Всем своим существом Мельник вдруг потянулся к такой родной, давней и привычной женщине. Он растерянно и доверчиво вытянул вперед руку, на которой продолжал лежать деревянный крестик. «Вот, смотри, — будто бы говорил он этим своей жене. — Что же мне теперь делать? Как жить?». А жена все напевала и напевала. Тогда Мельник, словно очнувшись, вдруг рванул к крыльцу: «Любушка моя», — крепко обнял женщину и долго-долго стоял так, крепко прижавшись к ней. Словно боялся, что она может исчезнуть. А она все тихонечко пела и пела, и по щекам у нее текли слезы счастья.
Так и застал их рассвет. Горизонт вдали медленно начал окрашиваться багряным цветом. И вскоре там появились первые лучи восходящего солнца. Начинался новый день и новая жизнь.
Прошло лето. Селяне выбрали нового старосту. Парамон совсем выздоровел и вновь исправно звонил к заутрене и вечерне. Наступила ранняя осень, вновь зашумела праздничная ярмарка на храмовой площади, снова кружила ребятню карусель, а Агей играл на своей гармонике. Вновь, как и в прошлом году, стояли золотые солнечные дни. Батюшка отслужил панихиду по невинно убиенной Настеньке. Весь приход молился за душу сиротки со слезами светлой печали на глазах. После панихиды Мельник со своей женой отправились в его родную деревню. Еще в ту ночь, когда староста тайком с сыном покинули село, а Мельник словно во второй раз обрел свою жену, они решили, что отнесут отданный старостой Мельнику крестик его сестры к ней на могилку. Долго собирался с духом Мельник, ведь с тех пор, как он оставил дом своего отца, он ни разу не был в своей родной деревне, словно оберегая себя и свою душу от горя. Жена и не торопила его. И вот в день престольного праздника Мельник, наконец, решился отправиться на деревенский погост вместе с женой. После заупокойной службы они сразу отправились в деревню. Путь их был не близкий, но и не далекий. К обеду они уже стояли возле невысокого холмика. Вокруг было чисто и торжественно. Белоствольные березы с по-осеннему золотыми кронами, будто убегая в лазурное небо, окружали деревянные надгробные кресты. Мельник достал нательный деревянный крестик и в нерешительности стоял около могилки, не зная, как поступить. Просто оставить крест на могиле? Или как-то прикрепить его к надгробному кресту? Или, может быть, вырыть небольшое углубление в дерене и закопать крестик? Вдруг он почувствовал, что в спину ему кто-то смотрит. Мельник обернулся, и почти не удивившись, увидел невдалеке Черную Волчицу. Рядом с ней, будто уменьшенная копия, поводя любопытным носом, лежал черный, как уголек, щенок. Мельник легонько коснулся руки свой спутницы и глазами указал в ту сторону, где находились звери. Женщина обернулась и тоже увидела мать-волчицу и ее отпрыска. Так и стояли они некоторое время, переглядываясь друг с другом на расстоянии. Волчица неподвижно сидела и смотрела на Мельника и его жену. Щенок резвился рядом с ней. А Мельник с женой, то смотрели на Волчицу, то переглядывались между собой. Вдруг женщина негромко вскрикнула и потянула мужа за рукав. Он посмотрел туда, куда указывала его жена, и понял, что нательный крестик исчез из его ладони. Могила же его сестры стала будто прозрачная. Они увидели совсем неповрежденный временем лик той, кого Мельник малышом любил больше всего на свете. На груди ее лежал деревянный нательный крест. Мельник долго, не отрываясь, смотрел на такое любимое лицо, потом повернулся к жене и обнял ее. Вместе они обернулись на то место, где была Волчица. Там было пусто. А когда они вновь посмотрели на могильный холмик, то увидели на нем только нетронутый дерн с осенней травой и упавшими желтыми березовыми листьями. Снова Черная Волчица пришла на помощь, когда это было столь необходимо ее подопечному. Мельник не знал, как благодарить ее, где искать и надо ли это. Вдруг он заметил, что жена, до этого стоявшая рядом с ним, отошла и привалилась спиной к ближайшему стволу дерева. Лицо ее было бледным, а глаза закрыты.